Николай Калиниченко: Здесь будет сад

– Что происходит? – обратился Надир к Гидеону, но ему ответил Егорка:

– Мама слилась с джиннитом. Она пытается помешать почтенному Ибрагимову обрушить волну.

– Ты можешь ей помочь?

– Нет. Ее желания слишком сложные. Я многого не понимаю.

– А как насчет твоих собственных помыслов?

– Моих? – мальчик удивленно заморгал. – Но папа говорил мне, что я еще слишком мал для собственных желаний…

– Человек не может быть слишком молод для желаний, – Менакер протянул руку и коснулся плеча Егора. – Желания – это все, что у нас есть, и сами мы – венец чьих-нибудь желаний. Так уж все устроено.

– Я… я не знаю. Боюсь… – На глаза мальчика навернулись слезы. – Вдруг я причиню вред? Сделаю что-то не так…

– Ты сделаешь все правильно. Я верю в тебя. – Надир усадил Егора на парапет лицом к нависающей волне песка. – И почтенный Менакер верит, и Гидеон, и люди на палубах…

– И я… тоже.

Кулиев обернулся. На площадке стоял Алтарев. Он был сильно изранен. Костюм стражника висел клочьями. Из многочисленных порезов сочилась кровь.

– Я верю в тебя, сынок. Покажи этому зарвавшемуся божку, что значит настоящий…

Волна накрыла транспорт.

В детстве Надир чуть не утонул. На спор прыгнул со стрелы крана в Тимирязевское водохранилище. Вода, такая теплая и ласковая, когда входишь в нее с берега, встретила юношу прямым в голову. Надир не лишился сознания, но почувствовал странное оцепенение. Он погружался все глубже и глубже в зеленоватую, пронизанную солнечными лучами воду. И ничего не мог с этим поделать.

Когда масса песка врезалась в транспорт, Кулиев испытал сходные чувства. Правда, удар был куда слабее. Тем не менее его отбросило назад. Он не удержался на ногах, опрокинулся навзничь, сжался, ожидая столкновения с полом. Однако падение странным образом замедлилось. Песок, который должен был, точно наждак, рвать незащищенную кожу, душить, забивать рот и ноздри, мягко охватил его со всех сторон, не давая упасть. Надир отнял руки от лица, открыл глаза. Вокруг царил красноватый полумрак. Он казался упругим и вязким, словно клюквенное желе. Сквозь завесу бордовыми тенями проступали контуры ближних предметов. Разглядеть что-либо еще было невозможно. И все же там, в рубиновой глубине, что-то происходило. Надир ощущал это, как не рожденный еще ребенок ощущает мир за пределами материнского чрева. Смена света и тьмы, танец смутных теней, едва ощутимая вибрация и приглушенные звуки. Кто-то говорил, а может быть, пел странно высоким голосом.

Вскоре желе начало истаивать, оседать. Отовсюду струился неяркий синеватый свет. На сей раз он имел вполне естественное происхождение. Наступило утро. Несколько часов, проведенных в красном плену, странным образом спрессовались в сознании, словно сон наоборот.

Надир увидел остальных. Они застыли в нелепых позах там, где были застигнуты песчаным приливом. Кулиев вдруг вспомнил научно-популярный фильм «Последний день Помпеи». Однако, в отличие от несчастных жертв Везувия, пассажиры транспорта были живы. Поднялся на ноги невозмутимый Гидеон, у лестницы заворочался и застонал Алтарев, старик Менакер закашлялся и что-то вполголоса произнес на иврите – не то ругался, не то возносил молитву. Не хватало только Егора.

Надир шагнул к парапету и не поверил тому, что увидел. Внизу, насколько хватало глаз, простирался шевелящийся изумрудный ковер. Трава была повсюду, даже на транспорт забралась. Там, где некогда стоял муэдзин, над зеленым морем возвышалось единственное дерево. Могучее, раскидистое, оно немного напоминало платан, что рос во дворе часовщика. Пышная крона отбрасывала обширную тень. Под деревом, прислонившись к стволу, сидела женщина с длинными черными волосами.

– Егор ушел, – Азиза с благодарностью приняла из рук старшего брата плед. – Сказал, что боится навредить. Его можно понять. Такая сила…

Надир вглядывался в знакомые черты и не узнавал сестру. Перед ним был чужая женщина. Не властная богиня, но и не прежняя ласковая легконогая художница.

– Знаешь, там, в пустыне, самое сложное было не вспоминать, и все же я знала, где он, могла в любой момент бросить все и вернуться. Сейчас он ушел. Наверное, навсегда. Но тоски нет… И слез. Совсем нет.

– А твои способности?

– Исчезли. Ничего не чувствую, – она грустно улыбнулась.

Откуда-то сверху, медленно кружась, опустился снежно-белый лепесток. Затем еще один, и еще. Надир поднял голову. Крону дерева охватило дымное облако раскрывающихся цветков. Процесс, обычно занимающий несколько дней, протекал стремительно. Вот легкий игривый ветерок уже похитил белую фату удивительного растения, однако на ее месте тут же распустились кроваво-красные цветки.