Хэммонд Иннес: Искатель. 1961–1991. Выпуск 2

Перелистывая журнал, я не нашел ничего, что говорило бы о том, что судно собирались покинуть. Сообщалось о постоянных штормах, о том, что судно сильно трепало. «Опасное волнение, волны порой достигают мостика. Вода в трюме № 1. Помпы срываются со станин». Эта запись, сделанная 16 марта, была самой тревожной. В течение двенадцати часов кряду сила ветра держалась на уровне 11 баллов. Помпы работали непрерывно.

Если бы экипаж покинул судно 16 марта, когда был сильный шторм, это было бы понятно. Но в судовом журнале говорилось, что судно обогнуло Ушант утром 18-го, в хорошую погоду, волнение было умеренным, сила ветра всего 3 балла. Выла даже пометка: «Помпы работают нормально. Судно очищают от обломков, ведется ремонт крышки трюма № 1».

Все это ни о чем не говорило.

По трапу я взобрался на верхнюю, шлюпочную, палубу. Дверь в капитанскую каюту была распахнута; Каюта была чистой и прибранной: все на своих местах, ни признака поспешного бегства. С фотографии в серебряной рамке улыбалась миловидная девушка, ее белокурые волосы блестели на солнце, а поверх фотографии, видимо, ее собственной рукой было написано: «Папочке. Счастливых плаваний и скорых возвращений. С любовью Джанет». Налет пыли на рамке и на листе бумаги, которая оказалась грузовой декларацией, наглядно подтверждал ее содержание: «Мэри Диар» имела на борту партию хлопка, принятую в Рангуне 13 января, которая подлежала доставке в Антверпен. Поверх стопки бумаг лежало несколько авиапочтовых писем, вскрытых ножом. Письма были из Англии, на них стоял лондонский штемпель, и адресованы они были в Аден, капитану Джеймсу Таггарду, борт «Мэри Диар». Адрес был написан одним и тем же неровным круглым почерком, каким была сделана надпись на фотографии. Среди массы бумаг я обнаружил рапорт, написанный четкими мелкими буквами, под которым стояла подпись Джеймса Таггарда. Здесь же, на столике, я обнаружил и запечатанное письмо с адресом: «Мисс Джанет Таггард, Университетский колледж, Гауер-стрит, Лондон, Западно-центральный район 1». Штампа на конверте не было, и надписан он был другим почерком. Затем мой взгляд упал на два дождевика, висящие на двери, в которых ходят офицеры торгового флота, — один из плащей был значительно большего размера, чем другой.

Я начал спускаться вниз по трапу, освещая себе путь карманным фонарем. В затхлом трюме я ощутил запах гари. Однако исходил он не из буфета — там огня не было, печка была холодной. Свет фонарика выхватил из темноты полупустую консервную банку на столе. Рядом лежали масло, сыр, кусок хлеба, покрытый слоем угольной пыли; угольная пыль лежала и на ручке ножа, и на полу.

— Есть кто-нибудь здесь? — снова крикнул я.

Тишина. Я вышел на внутреннюю палубу и побежал по коридору к середине судна. И там тишина, как в шахте. Я стал спускаться и вдруг остановился. Звук! Он исходил откуда-то из глубины корабля. Это был странный, ни с чем не сравнимый звук. Внезапно он прекратился, и в вакууме тишины я четко услышал завывание ветра.

Я побежал в машинное отделение — кажется, именно оттуда исходил привлекший мое внимание звук. Может быть, это перекатывался уголь? А может быть, в котельной кто-то был? Где-то хлопнула крышка люка, а может быть, дверь.

— Э-эй! — снова закричал я. — Э-эй, там!

И тогда я услышал шаги.

Кто-то тяжелой поступью прошел мимо двери в машинное отделение и направился к мостику. Звук шагов постепенно таял, и наконец его снова заглушил плеск воды где-то внизу подо мной.

Я выскочил наружу — никого. Коридор был пуст. Я закричал, но никто не ответил. Корабль покачивало, скрипело дерево обшивки, плескалась вода, и слышно было, как над головой ритмично хлопала на ветру дверь рубки. До моего слуха издалека донесся тревожный сигнал ревуна. С «Морской ведьмы» требовали моего возвращения.

Я подошел к лестнице и уже было ступил на нее, когда увидел какого-то человека. Он промелькнул в свете моего фонарика: расплывчатая темная и неподвижная фигура, стоящая в дверном проеме.

Я замер. Потом направил на него луч и осветил целиком. Это был крупный мужчина. На нем был бушлат и морские сапоги, и весь он был покрыт угольной пылью. Пот струился с его лица, оставляя на нем светлые дорожки, лоб блестел. Правая щека и челюсть были в крови.

Вдруг он обернулся и бросился ко мне. В мгновение ока мой фонарик оказался выбитым из рук. Я ощутил запах пота и угольной пыли в тот момент, когда его сильные пальцы схватили меня за плечи, развернули как ребенка, повернув голову к тусклому свету, просачивавшемуся через дверь.