Игорь Денисенко - Дом

— Дежурный…лейтенант… гав-гав-гав. слушает, — донеслось из трубки.

— Милиция, меня ограбили, — выдавила из себя Клавдия Ивановна, чувствуя, что сейчас расплачется.

— Гав-гав-гав, — отозвалась невнятно полиция. Судя по интонации, дежурного ограбление не взволновало, и он для проформы спросил адрес потерпевшей и что украли.

— Улица Машиностроительная дом 18 квартира 25. Украли всё…., -ответила гражданка, как её только что обозвал полицейский, и не в силах больше себя сдерживать расплакалась.

— Ждите, — холодно отозвался дежурный и повесил трубку.

— У-у-у-у-у! — заугукало в телефоне.

Клавдия Ивановна, еще мгновение послушала гудки, и пошла осматривать квартиру.

То, что мебель и телевизор на месте было и так понятно. Главное были золотые сережки, кольцо и цепочка, что давно лежали в шкатулке по причине невостребованности. Шкатулка стояла у трюмо, то есть практически на самом виду. Быстрым движение откинута крышка. Как не странно, но все на месте. Ой! — всполошилась Клавдия Ивановна, не эти цацки главное… Главное были документы, пенсионное удостоверение, и деньги отложенные на похороны, что лежали под постельным бельем в шкафу.

Шкаф недовольно скрипнул дверцей и представил взору аккуратно сложенную стопку белья. Рука пролезла под стопку и извлекла на свет божий белый конверт, а из него неровную стопку купюр перетянутых резинкой от бигудей. Клавдия Ивановна стала считать. Но от волнения никак не могла сосчитать, постоянно сбивалась и забывала, сколько уже просчитала. То у нее выходило двадцать тысяч, то двадцать пять.

От расстройства и обиды, ощущения, что её где-то и в чем-то обманули тетя Клава, как её звали все соседи в подъезде, опять расплакалась.

Господи! Стыд-то, какой! Сейчас милиция приедет, а у меня не украли ничего. Как им в глаза-то смотреть…А у меня все-таки украли самое ценное, мою память. Неужели я так вот и незаметно сдала, — подумала Клавдия Ивановна. Ей стало страшно, при мысли, что ей теперь небезопасно жить одной. Она могла уснуть и забыть выключить газ, закрыть дверь…Какой кошмар. Хоть собирай вещи и иди в дом престарелых.

В размышления тети Клавы диссонансом вмешался топот, обутых в тяжелый ботинки ног, раздавшийся на лестничной площадке. Такое ощущение, что грозная и большая сороконожка идет на встречу с комаром. И по звуку было понятно, что бить его она будет не руками.

Сороконожка безостановочно протопала по лестнице, распахнула двери в квартиру и запустила первую пару ног по коврику в прихожей, по линолеуму, и по цветастому паласу, расстеленному в центре зала. Клавдия Ивановна посмотрела, как черный протектор армейских ботинок отпечатался на красном паласе, и подняла глаза. Следом подтянулись другие ботинки и туфли.

Рассерженная сороконожка выслушала сбивчивые объяснения гражданки Ишиковой, что-то недовольно забухтела разными голосами. Но все же, была рада, что дело заводить не придется. Оживленно заговорила сама с собой, объявила отбой, и устремилась на выход. Смущенная Клавдия Ивановна пошла, закрыть за ней дверь. И уже в дверях услышала, как один из полицейских сказал другому.

— За ложный вызов привлекать надо таких склеротиков, — недовольно высказался один.

— Да, ладно тебе, — отозвался другой, — Хорошо, что не еще один висяк в нашем районе, и со вчерашним головной боли хватит.

— Чего?

— Ты, что не в курсе? У этого дома вчера мужика газовым ключом по башке грохнули, среди бела дня и свидетелей нет.

В голове тети Клавы что-то щелкнуло, словно кто-то свет включил. И в этом свете возникла картинка — тело на асфальте, лежащее в большой и черной луже. Тело тут же заслонило острое, как ножом заточенное лицо, а змеиные глаза, не мигая, заглядывали ей прямо в душу.

— Кто такой Сеня? — спросили глаза.

И Клавдия Ивановна всё вспомнила. Первым её позывом было окликнуть милиционеров и рассказать им о происшедшем, но она вовремя остановилась. После сегодняшнего конфуза, милиция ей не поверит. Нужно что-то делать, озабоченно подумала Ивановна. Сеню нужно предупредить.

— Этого человека вчера убили по ошибке, приняв за Семена, — решила для себя эту загадку тетя Клава и стала собираться в дорогу. Семен жил где-то на даче.

Представшая перед взором Мухина картина, напомнила ему картину Иеронима Босха «Корабль дураков». Выпученные глаза, открытые рты, гротескные лица, сутолока, крик, гамм, разворошенное осиное гнездо. И все почему-то вспоминают самое дорогое — маму.