Игорь Денисенко - Дом

Вроде продал кому-то. Потом с Борькой пили. И что характерно напились. Значит продал за дорого. А тот кому картошку продал, что-то просил Михалыча сделать. То ли забор ему починить? То ли грядку вскопать? Хотя какая на хрен грядка? Осень на дворе. Значит забор. А забор починить Михалыч мог, почитай 30 лет плотником отработал. Оставалось вспомнить кому конкретно, поскольку здоровье надо было срочно поправить. Но память как назло не возвращалась. А Зоя Карповна завелась, что твоя циркулярка и могла пилить без продыху от рассвета до заката. Значит, надо делать ноги. Визг работающей на полных оборотах супруги болью отдавался в голове.

— Ты куда опять собрался?

— На работу, — буркнул Михалыч.

— Не пущу! — гневный взгляд сверкнул из под толстенных стекол очков. А глазки за ними казались маленькими-маленькими. «Кобра очковая» — подумал Михалыч, а вслух сказал:

— Как это не пустишь? Уволят же? Мне по поселку обязательно пройтись надо…Сама знаешь.

Большего всего на свете Зоя Карповна боялась прекращения денежного потока от никудышного мужа, и его увольнение в её планы никак не входило. О чем Михалыч знал и постоянно её этим шантажировал. Поэтому, еще раз одарив мужа гневным взглядом, задерживать его Карповна не стала, и он бочком-бочком, и выскочил во двор.

Во дворе Михалыч ощутил утреннюю потребность организма, и потопал по бетонной дорожке, ведущей от дома через весь огород к туалету типа сортир. В туалете же, как на грех, бумаги не оказалось. Пошарив по карманам, Михалыч обнаружил некое шуршание.

Мятая бумажка с растекшимися буквами. Письмо какое-то? Он писать не мог, сроду не писал. Последний раз в своей жизни писал матери из армии. А Зойка может, писала сестре своей, что в Караганде живет? Так на фиг к нему в карман сунула? Чтоб он на почту сходил что ли? Так сказала бы…А раз не сказала, так ей и надо дуре старой! Пускай еще раз напишет.

И Михалыч использовал мятое письмо, как ему хотелось.

Так Семен Пихтов и не узнал, что его письмо адресованное соседке по даче Галине Сергеевне, до нее не дошло. Он в это время подметал осколки битой посуды, рассеянные по всей кухне, вперемешку с денежными купюрами, вышедшими из обращения 10 лет назад.

Собрав все до единой купюры, Семен подсчитал выручку — 11тысяч рублей. Именно за такую сумму он продал тогда свою картину «Уходящая». Это что же получается? Что сегодня ночью его ночной кошмар воплотился воочию на самом деле? Вот и осколки битых тарелок, которые давно покоятся на городской свалке, и купюры, вышедшие из обращения. Это, что же? Он перенесся во времени и пространстве, и все повторилось вновь? Но это же было в квартире? Дачи тогда еще в помине не было. А может это место такое, что все виденное во сне сбывается?

Семен как был с совком в левой руке и веником в правой, так и присел на табуретку.

Он вспомнил, как называется это место, где все плохое повторяется изо дня в день. Смотрел когда-то спектакль «За закрытыми дверями» по пьесе Жана Поля Сартра.

Суть происходящего в спектакле сводилась к следующему: три человека навечно заперты в одной комнате и грызутся друг с другом как пауки в банке. В голове сама собой всплыла фраза одного из героев пьесы: Ад, это другие!

— Ад, это другие! — вслух произнес Семен. Неужели, он умер и в аду? И эти осколки и деньги, брошенные ему как тридцать серебряников, намек на то, где он находится?

Постойте! Но этого не может быть? Потому, что быть не может. Во-первых, не такой уж он и грешник, чтобы вот так вот, за здорово живешь, живьем попасть в ад.

— А кто тебе сказал, что ты живой? — прозвучал в голове холодный металлический голос.

Но он, же испытывает жажду и голод, и потом обычные нужды присущие телу…?

— А может это только тебе так кажется? — спросил голос.

Нет, нет и еще раз нет! — безмолвно закричал Семен. И голос кажется испугался его крика и пропал. Что-то не сходилось. А что именно? Деньги. Вот они вполне ощутимы и заметны, что б\у, а не из банка, не с монетного двора, и не вчера на принтере отпечатаны.

Так….И водяные знаки на них имеются. И сумма та…

А вот и нет! Он же пропил тогда энное количество и ровно одиннадцать тысяч быть никак не могло. А это значит…? Значит, что сегодняшнее светопреставление, что он застал на кухне не проделки нечистой силы и происки дьявола, а всего лишь овеществление его сна. Того, что ему приснилось.

Не надо множить сущности без необходимости. Бритва Окамы.

— Вот и славненько, — забубнил сам себе Семен под нос, высыпая мусор с совка в мусорное ведро, — не будем паниковать, преумножать и множить. Оно нам надо? Не надо.