Владимир Осинский: Стоянка

- Тридцать восемь и девять? - сказал он беспечно. - Ерунда! Ты ведь знаешь, я отлично переношу температуру...

Поэт поставил стакан на стул около кушетки. Рука была неверной, и чай расплескался.

- Ч-черт! - выругался он. - Обжегся. Ну, ерунда...

- У тебя все ерунда. Между тем ты явно болен. Давай вызову врача.

- К дьяволу врачей! Я здоров как никогда. Понимаешь, я выздоровел! - Он дышал тяжело и часто. - Я понял... Или, вернее, начинаю понимать...

- Пожалуйста, выпей это.

Послушно проглотив таблетку (было видно, что он бы и таракана сейчас проглотил, только б не мешали), Поэт горячечно продолжал:

- Мы, материалисты, говорим: бессмертие - это жизнь атомов нашего разложившегося тела, воплотившаяся в другие организмы - в зверей, птиц, растения... Ну да, ну конечно - это еще и наши дела... К примеру, поэма, которую я пишу... Которую я обязательно напишу!

- Конечно, напишешь, - сказала женщина уверенно, а во взгляде ее плескалась растущая тревога. - Но не лучше ли пока заснуть?

- Ни в коем случае! Ты должна понять. А почему только атомы, а не целые молекулы? Атомы - слишком слабое утешение. Если только они, значит, личность погибает бесследно. Но ведь это несправедливо, нелепо!.. Но ведь могут сохраниться целые молекулы? В том числе и клетки - носители наследственности... Как это? "Завтрашнее - пронижется обмолвкой позавчерашней..." - продекламировал он с неожиданной силой. -...При чем тут "обмолвка"? Я хочу сказать, хочу сказать... Мы умрем, ведь все мы живем только на временной Стоянке. Но то хорошее, доброе, умное, красивое, что в нас есть, останется. Оно будет жить в других людях... Или в животных таких, как моя Псина... - У него слипались веки, снотворное действовало быстро. - Вот... И никакой... мистики... Добро и Красота... Они - бессмертны!

Глаза его закрылись. Немного выждав, жена бесшумно поднялась. Однако Поэт детским движением схватил ее за халат. Он всегда стеснялся красивых и высоких слов, а потому, сделав последнее усилие в единоборстве со сном, хвастливо, дурашливо заявил:

- Ты знаешь, кто я? Я - лучший в мире опровергальщик всех... и всяческих... фан... фан-тазий...

И заснул как убитый, и проспал до позднего вечера, и проснулся совершенно здоровым. Поэт торопливо поужинал- пообедал-позавтракал, уселся за письменный стол, и его перо едва поспевало за мыслями и образами - живыми и яркими, как никогда прежде.

На Стоянке глубоким сном спала большая черная лохматая собака. В ту ночь лаггары не смели царапаться в Стену.

1983