Владимир Осинский: Стоянка

- Хватайте его, ловите, дер-р-ржите! Это вор-р-р!! Вор-р- рюга... гав-гавв-гаввв!!!

Он побежал со всех ног. За ним - Валико. Догнал, огрел по шее и дал уйти. Нам объяснил:

- Черт с ним, больше не заявится! А с милицией связываться неохота... Собаки, вы, ей-богу, сторожа что надо!

Мы помахали хвостами, чтобы сделать ему приятное. Потом пошли и съели мясо, которым хотел подкупить нас чужой. Хор-р- рошее было мясо!

Тот, Кто Понимает привел свою машину на Стоянку осенью. Когда появляется новая машина, мы с Пуделем сразу замечаем и подходим познакомиться с ней и с ее хозяином. Какому-нибудь трехмесячному щенку все машины на одно лицо. На самом деле ничего подобного. Люди еще больше отличаются друг от друга - хотя и не так сильно, как собаки. Любой, даже самый ограниченный пес с первого раза и навсегда запоминает человека: у каждого свой запах. Однако запах еще не все. Собаки, которые умеют слышать, знают о людях много другого. И мы все без исключения сразу определяем, боится нас человек или нет.

Тот, Кто Понимает вышел из машины и увидел нас.

- А, - сказал он весело, - привет, собаки!.. Слушай, Псина (это мне), не знаю, сколько каких кровей в тебе смешано, но что есть медвежья - это несомненно. Господи, и в кого ты такая громадина вымахала?!

Я не все поняла. Было только ясно - его мой рост поразил. Это всегда приятно. Я запомнила его запах и помахала хвостом. А Пудель на всякий случай грозно заявил:

- Ты - новенький? Что ж, будем знакомы. Но если что - смот-р-р-ри...

А что "смотри" - и сам не знал. Пудель вечно так: облает новенького почем зря. Человек раскусил его без труда.

- Чего лаешь, дурак? - спросил он спокойно и дружелюбно. - Мол, знай наших? Ладно, буду знать.

И Пудель сконфуженно замолчал и, чтобы скрыть неловкость, ударился в другую крайность - принялся как щенок прыгать вокруг человека. Несолидно, подумала я. Сама я стояла молча, чуть-чуть шевелила хвостом, чтобы человек не подумал дурного, и ждала. Он сделал то, что следовало. Опустил мне на загривок руку, потеребил шерсть, погладил, почесал за ухом. Никакая собака, проживи она хоть десять жизней, не устоит против этого. Главное же - я услышала его мысли. О, пересказать их невозможно! Они были простые как голод, солнце, ветер, мясо, дождь, и они были сложные, словно сны, которые видишь после того, как слишком долго смотришь на большую яркую луну, но не позволяешь себе выть, и сердце готово выскочить оттого, что в тебе теснятся чувства до боли сильные, и кажется:

вот-вот узнаешь главное, самое важное, недоступное - и не можешь узнать... И я всем существом почувствовала: он - Тот, Кто Понимает, он Хозяин... Ведь я уличная собака, у меня до сих пор не было Хозяина, а он нужен каждой собаке... Но тот, кто кормит, - еще не Хозяин. Что человек не боится - стало ясно сразу. Некоторые люди нас почему-то боятся, и таких людей собаки не любят. Тот, кто боится, может быть опасным. От него всего жди. Может без повода камень в тебя швырнуть, палкой ударить, обругать ни за что... Чтобы скрыть свой страх. А я почувствовала на себе уверенную руку Того, Кто Понимает, узнала его чуткие, тонкие, длинные пальцы, услышала мысли - добрые, спокойные, веселые, дружелюбные, и невольно зажмурилась от неожиданного счастья, и замерла, и затаила дыхание. И он, похоже, тоже на какое-то время забыл обо всем. Еще никогда я не слышала человека так отчетливо. Сначала от него исходили лишь мир и покой, но вот примешалась легкая тревога, непонятная, чувствовалось только - застарелая, боль, и эти боль и тревога передались мне, и я тихонько заскулила. Я попросила его:

- Не надо думать об этом. Смотри, какое теплое солнце, и ни малейшего ветерка, и Серго варит нам с Пуделем похлебку из куриных шеек (хоть она порядочно надоела!), и жить хорошо, и завтра опять будет ясное небо, я бы наверняка знала, если б погода менялась...

Все это на одном дыхании вырвалось из моего горла, потому что я полюбила этого человека.

Он взглянул на меня пристально, улыбнулся удивленно и пошел к логову сторожей, а я пошла за ним, чтобы послушать, о чем они с Серго станут говорить.

- Вы на ночь оставляете машину или постоянно будете? - спросил Серго.

- Пока на месяц. Там посмотрим.

Все сторожа говорили об этом с новенькими. Узнав, что на месяц, я обрадовалась.

Тот, Кто Понимает сказал:

- Насколько мне известно, сутки пребывания машины на стоянке стоят тридцать копеек...

Он говорил серьезно, и лицо у него было серьезное, однако я слышала: в душе Тот, Кто Понимает смеется. Серго же, разумеется, не услышал, произнес упавшим голосом: