Олег Овчинников - Семь грехов радуги

Посетивший меня столбняк не мешает мне, однако, повернуть голову, чтобы посмотреть на говорящего.

Впрочем, что на него смотреть? Почти такой же, каким я впервые увидел его ровно неделю назад. Те же борода, синие кроссовки с тремя белыми полосками и бабочка оперного певца. Только на плечах теперь бежевая болоньевая куртка. Расстегнутая, естественно. Под ней — расстегнутый пиджак поверх расстегнутой жилетки. Дальше — белая сорочка — по счастью, хотя бы ее удалось застегнуть на выпуклом и округлом, как у беременной географички, животе. И лицо, кажется, еще больше подобрело по сравнению с прошлым разом. Но не сильно, на пару сантиметров.

Судя по выражению Маришкиного лица, не я один не заметил, как он подошел к нам сзади. Подкрался…

Пашка поспешно прячет в кулаке грозное табельное оружие и беззвучно шевелит губами:

— Самаритянин?

Но наш новый собеседник слышит и баритонисто хохочет в ответ.

— Ой нет! — сквозь смех заявляет он и даже всплескивает руками в жесте: ой, сдаюсь, ой, насмешили! — Только не самаритянин! Лучше уж по примеру милой дамы зовите меня «толстый». Так привычнее.

Маришка вспыхивает на миг и, как обычно, застигнутая врасплох, переходит в контратаку.

— Вы сказали «пока», — напоминает она.

— Когда?

— Вы сказали: «С этими мы пока ничего не можем поделать». Что вы имели в виду, говоря «пока»?

— Ах, вы об этом, — вздыхает добрый самаритянин. — Погодите, вот покончим с убийством как явлением, займемся медленными самоубийцами: алкоголиками, наркоманами…

— Это как это? — интересуется заинтригованный Пашка.

— Вы не торопитесь? — спрашивает самаритянин. Так спокойно, будто это нас, а не его в данный момент ждет заполненный наполовину Малый концертный зал, готовый внимать, возражать, пропускать мимо ушей, цепляться к словам, скептически поджимать губы, бросать остроумные реплики с мест, верить. — Тогда давайте пройдем через парк…

Он галантно предлагает руку Маришке, дружески придерживает Пашку за локоть и увлекает обоих за собой. Они идут неспешным шагом, и я как привязанный плетусь следом.

В одной руке у меня крохотный меч с кнопочками и напоминающим антенну лезвием, в другой пухлый щит из коричневой кожи, и сам я чем-то неуловимо похож на телохранителя.

При виде нас она не смогла сдержать слез. От радости.

— Так вы вместе? — всхлипнула. — А я-то… — Синие старческие пальцы смахнули слезинку с морщинистой синей щеки. — Вы уж извините, что сразу не призналась. Мало ли, думала, вдруг вы из милиции?

— А мы и есть из милиции, — улыбнулся Пашка. — Хотите, удостоверение покажу?

Старушка-уборщица попятилась, глядя на нас с испугом и недоверием.

— Не нужно бояться, — успокоил ее самаритянин. — Милиция — она тоже разная бывает. — Посмотрел на Пашку. — Ну! Что же вы!

— А вы сами? — спросил тот. — Разве не можете? Самаритянин вздохнул.

— Я же объяснял…

— Ладно, ладно, — торопливо согласился Пашка. Обернулся к уборщице. Простер над ней руку, потом, устыдившись, убрал, покосился на самаритянина и сцепил клешни за спиной. — Я… прощаю вас.

— Спасибо вам, — поблагодарила старушка, на глазах светлея лицом…

— Как вы это делаете? — спросил Пашка на подходе к зрительному залу.

— Я? — удивился самаритянин. — А вы?

— Спрошу иначе. Кто все это начал?

— А вот это — хороший вопрос.

Самаритянин ответил что-то, но как раз в тот момент, когда мы вошли в зал и дверь, отделяющая нас от внешнего мира, сама собой захлопнулась от сквозняка, так что за грохотом я не расслышал его слов.

«Ничего, — подумал я. — Спрошу потом у кого-нибудь». И подмигнул в ответ на изумленный взгляд сидящего в третьем ряду писателя.

Вот, в общем-то, и все.

Хотя минут пять у меня еще есть: регистрацию на рейс пока не объявляли. Все вокруг суетятся, заполняют какие-то декларации, а мне это ни к чему. Я лечу налегке, с одним чемоданчиком и не везу с собой ничего ценного. Только кое-какие образцы полиграфической промышленности по цене семь копеек за штуку. Подсказать какие?

Смешке, до чего все это напоминает тайный мировой заговор. Или последнюю экспедицию Кука. Я тут привез вам сувенирчики. Полезно, знаете ли, всегда знать день…

Кстати, кто-нибудь в курсе, сколько весят двадцать тысяч глянцевых закладок? А вот я теперь в курсе. И ведь что обидно, это только капля в море. Инфузория в капле, которая за неделю разлетится по зеленому континенту сумчатых кенгуру и ехидных утконосов.