Уильям Котцвинкл: Инопланетянин

— Надеюсь, ты задохнешься в своей переносной яме.

— Послушай, вот еще: невменяемость, галлюцинаторный бред…

— Ну-ну, читай дальше.

— При этом недуге больной видит, слышит и ощущает вещи, которых не существует.

Отойдя от окна, инопланетянин опустился на землю и погрузился в темноту.

На редкость странная планета.

Научится ли он сам когда-нибудь этому таинственному ритуалу, доведется ли ему бросать такой шестигранный кубик? Примут ли его как равного?

Он уловил исходившие из дома вибрации немыслимой сложности, замысловатые сигналы и шифрованные послания. По земным меркам он прожил уже десять миллионов лет, и где он за это время только не бывал, но ничего более непонятного он не встречал нигде.

Ошеломленный, он крадучись двинулся к огороду, его мозгу необходимо было передохнуть на грядках, среди овощей. Ему уже случалось заглядывать в окна к землянам, но никогда раньше он не ощущал так остро и близко причудливую работу их мыслей.

«Но ведь это только дети», — пояснил оказавшийся рядом огурец.

Древний ботаник схватился за голову. Если он сейчас принимал мыслительные волны, исходящие от земных детей, то каковы же они у взрослых? Сумеет ли он расшифровать эти излучения?

Понурившись, он опустился на землю рядом с кочаном капусты.

Все кончено. Пусть земляне приходят утром, хватают его и набивают из него чучело.

Мэри приняла душ, чтобы взбодриться. Накрутив на голову полотенце, она ступила на остатки банного коврика, изорванного зубами их пса Гарви.

Она вытерлась, надела халат из синтетического шелка и подошла к зеркалу.

Какую новую морщинку, складочку или другой ужасный изъян обнаружит она на своем лице этим вечером в довершение депрессии?

На первый взгляд, потери были невелики. Но нельзя быть уверенной, невозможно предвосхитить ребячьи злодейства, которые могут разразиться в любой момент и ускорят ее моральный и физический распад. Наложив на лицо возмутительно дорогой крем для смягчения кожи, Мэри мысленно попросила у Всевышнего для себя тишины и покоя.

Однако покой тут же нарушил Гарви: он буквально надрывался от лая на заднем крыльце, куда был сослан.

— Гарви! — крикнула она из окна ванной. — Заткнись!

Пес до смешного подозрительно реагировал на все, что двигалось в темноте, от этого Мэри порой казалось, что округа просто кишит сексуальными маньяками. Если бы Гарви лаял только на них, в этом был бы хоть какой-то смысл. Но он лаял на фургончик, развозящий пиццу, на самолеты, на еле видимые в небе спутники — нет, он явно страдал галлюцинациями.

Не говоря уже о болезненном пристрастии к поролоновым банным коврикам.

Мэри снова рывком распахнула окно.

— Гарви! Черт возьми, да замолчишь ты наконец?

Она с треском захлопнула окно и быстро вышла из ванной.

Дело, которым ей предстояло заняться, не вызывало у нее восторга, но отступать было нельзя, надо было взять себя в руки и все сделать.

Ома открыла дверь в комнату Эллиота.

Комната была завалена всяким хламом разной степени негодности, вплоть до загнивания. Типичная комната мальчишки. Вот бы запихнуть ее в переносную яму.

Мэри принялась за дело.

Разбирала, сбрасывала, расставляла по местам… Подвесила к потолку космические корабли, закатила баскетбольный мяч в чулан. Непонятно, зачем Эллиоту дорожные знаки? Иногда Мэри казалось, что у Эллиота не все дома. Это было легко объяснить: дети растут без отца, а он вообще какой-то унылый, да еще это странное пристрастие к Бродячим Мертвецам. Нет, явно у Эллиота не все дома.

Возможно, это пройдет, ведь у детей такое бывает.

— Эллиот… — окликнула она маленького орка.

Ответа не последовало.

— Эллиот! — истошно завопила Мэри, повышая тем самым свое давление и углубляя морщинки вокруг рта.

Шаги прогрохотали по ступенькам, потом раздались в прихожей. Эллиот ворвался в комнату и застыл, вытянувшись во все свои четыре фута роста — все же иногда она очень любила его, но сейчас, когда он исподлобья смотрел на то, что она сделала с его комнатой, эти четыре фута ее совсем не радовали.

— Видишь, Эллиот, как отлично выглядит теперь твое гнездышко?

— Да, но теперь здесь ничего не отыщешь!

— Никаких грязных тарелок, одежда убрана. Кровать застелена. Стол чистый…

— О’кей, о’кей!

— Так должна всегда выглядеть комната взрослого мужчины.

— Почему?

— Потому, что мы не должны жить, как на мусорной свалке. Договорились?