Андрей Попов - Обманутые сумасшествием

– Постой, постой… — Линд поднял свою руку с растопыренными пальцами, точно хотел схватить плавающую по воздуху мысль. — Вы к чему затеяли этот разговор? Мало вам реальных проблем, вы еще собрались всерьез обсуждать приключения чьих-то тапочек? Братья по разуму, давайте вытряхнем весь сброд из головы, допьем чай и займемся работой. Иначе чокнуться можно, честное слово.

Увы, поздно. Больная тема вновь была задета, и слова врача отзвенели пустым звуком. Все уже мысленно переносились в свои каюты, пытаясь сообразить: все ли там на месте? У каждого на уме крутилась-вертелась одна и та же версия, которую никто не высказывал вслух: опять этот таинственный субъект, условно называемый «убийцей». До ужаса не хотелось о нем вспоминать, тем более — делать его персонажем размышлений, что заставляло бы еще больше верить в его реальность. Был ли он одним из членов экипажа или каким-то загадочным образом проник на «Гермес»? — неизвестно. Существовал ли он вообще? — такая же загадка.

– Ну, к чему… К чему ему брать мои тапочки? — искренне недоумевал Фастер.

– То же можно сказать и о журнале: там не было никакой секретной информации. Любой из вас мог всегда его взять и почитать, если приспичит.

Абсурдные факты как занозы сидели в сознании, и привычная человеческая логика была не тем инструментом, которым их можно удалить. Да впрочем, действительно, черт с ними, с этими тапочками…

– Кажется, я догадываюсь… — вдруг произнес Айрант, интригующе прищуривая один глаз. Он сделал последний глоток, поставил чашку на стол, неспеша вытер салфеткой руки, сознательно затягивая напряженную паузу, затем продолжил: — Наш таинственный мистер Икс внезапно захотел в туалет… Ну, а дальше логика проста: чтобы не простудиться, он надел фастеровские тапочки, а чтобы подтереть свое неназываемое место, решил вырвать несколько страниц из журнала. Заодно и почитать в сортире. Ведь неплохая версия, согласитесь. Все сходится, и преступление почти раскрыто.

– Рождался ли в нашей вселенной еще один такой же придурок как ты? — устало произнес капитан, но на его реплику бортмех лишь широко зевнул.

– Тут явно поселился нечистый дух, — для полноты картины вставил Фастер. Все подумали, что он тоже шутит, но тот был серьезен как покойник.

Работы продолжались: вяло, нехотя, крайне заторможено. Каждый шаг давался с трудом, каждая смена расценивалась как подвиг. Бесчисленное общество мертвецов сильно походило на некий театр абсурда, белую горячку… Пассажиры томительно-медленно расселялись по своим «квартирам». От их бледных восковых физиономий уже тошнило. Если циник Айрант звал их «консервами», то Линд придумал им свое название: «послелюди» — такое же мерзкое, как и все здесь происходящее. Тем не менее, с каждыми сутками количество свежеобразованных могил увеличивалось на двести пятьдесят — триста. Кладбище росло и, вполне вероятно, что уже в обозреваемом будущем огромная часть поверхности планеты покроется сплошным частоколом памятников. Целая армия мертвых тел. Целая цивилизация костей и тления…

Кьюнг, как и раньше, предпочитал трудиться в одиночестве, по объему работ почти не уступая своим коллегам. Лишь изредка, когда становилось совсем тошно, он включал дальнюю связь, чтобы хоть услышать живой человеческий голос. Делалось легче. Физическая усталость также давала знать о себе и в совокупности с душевным угнетением порой повергала в состояние полной, абсолютной подавленности, где свет звезд уже не казался светом, а сомнения в реальности всего вокруг перерождались в сомнения собственного существования. Усталое, ноющее тело внутри, похоже, было наполнено той же смердящей темнотой, что и весь мир вокруг.

Линд, заразившись молчаливостью от Фастера, последнее время и сам больше пребывал в безмолвии. Слова звучали все реже, реплики становились все короче. Многословие превратилось в тяжкий труд. Механизм похорон был отработан до такой степени, что этих слов и не требовалось. Всякая речь, как бессмысленная работа языка, приводила только к еще большему утомлению. Однажды один в меру свихнувшийся философ выдвинул идею беззвучного апокалипсиса. По его мнению, когда-то должно наступить время, в которое людям, наговорившимся вдоволь, уже нечего будет сказать друг другу, и они умрут от тоски… Ведь как в воду глядел.

Впрочем, мнение это совершенно опровергалось на том месте, где работали Айрант и Фабиан. Оживленный, жизнерадостный разговор не смолкал там ни на минуту: