Андрей Попов - Обманутые сумасшествием

– …ничего не знающего, кроме своих молитв. Вы считаете религию примитивным объяснением мира, наивной фантазией древних, в то время как в ваших, если так можно выразиться, мозгах… сидит религия куда более пустая и глупая: мол, существует только то, что я вижу и слышу, что могу пощупать собственными руками. Вы, материалисты, сами того не осознавая, обожествляете саму материю, приписывая ей самые чудодейственные силы. Ее величество Природа, Его могущество Случайность — вот ваши мизерные боги…

– Хватит, хватит! — остановил Кьюнг, поднимая обе руки вверх. — Фастер, сколько раз мы это уже слышали…

– Нет, не хватит! — тот явно взорвался (честное слово — феномен, подобного с ним практически никогда не случалось). — Я должен высказаться, а вы воспринимайте это как сочтете нужным.

Линд неопределенно вздохнул, вяло реагируя на происходящее. Айрант размазал по лицу издевательскую ухмылку, выражающую целую смесь разнообразных чувств, но тем не менее промолчал. Капитан лишь слегка кивнул головой: мол, черт с тобой, высказывайся. Вообще-то нравоучительные сентенции воспринимались на «Гермесе» на уровне неудавшихся анекдотов, мораль всерьез здесь никогда не обсуждалась, религиозные догмы сектантов — и подавно. Но Фастеру было наплевать, он встал со своего кресла и принялся расхаживать крупными шагами по всему отсеку, как проповедник внезапно подвергшийся наитию горнего вдохновения, потом громогласно выложил все, что накопилось внутри:

– Вы все слышали, что истинное вероисповедание признает идею реинкарнации, то есть переселение души после смерти в другое тело. На Земле все просто, и этот закон выполним: там миллионы существ рождаются и умирают каждый день. Но здесь… — последовала ничего не значащая пауза, затем продолжение, уже более спокойным голосом: — Здесь мертвые пески, и поэтому души людей обитают на планете в так называемом «зависшем» состоянии, не находя себе нового воплощения.

«Ни богу свечка, ни черту кочерга», — подумал Айрант, хотел сказать вслух, но сдержался. Фастер еще не закончил:

– Может, и право было движение «Севастия», запрещающее хоронить людей на других планетах. Тут я не судья. Но один вывод очевиден: мы здесь не одни… Далеко не одни.

– Это все? — флегматично, чуть ли не зевая, спросил Кьюнг.

– Нет, не все… Помните еще перед посадкой я сообщил вам, что мне приснился нехороший сон, я бы рассказал его еще тогда, если бы Айрант не заткнул мне рот…

– А я тебе и сейчас его заткну! — бортмех схватил пустой стакан и размахнулся, всерьез намереваясь запустить им в глашатая истины.

– Поставь стакан на место! — крикнул Кьюнг и ударил кулаком по столу, что показалось — он треснул. — А ты давай продолжай, высказывайся! Может, хоть на душе легче станет.

Неловкое молчание продлилось считанные секунды. Накаленным нервам с той и с другой стороны необходимо было немного остыть.

– Итак, сон был коротким и внушительным. Во-первых, я увидел поверхность Флинтронны, это знаменитое космическое кладбище прежде, чем увидеть его телесными очами. Могилы и многогранные памятники, помнится, так ясно стояли перед глазами и так хорошо отразились в сознании, что, едва я их сравнил с оригиналом — меня бросило в пот… Именно поэтому, впервые в жизни ступив на поверхность Флинтронны, я испытал назойливое чувство, что здесь уже бывал. Все хотел сказать, да вот молчал, выжидал удобного случая… Короче, в том сне я видел ту самую Черную Леди без лица, что вновь явилась мне минувшей ночью. Она сказала, что… никто из нас не вернется с этой планеты. Причем, сказала так спокойно и даже ласково, словно сообщала долгожданную радостную новость. Страха я, помнится, не испытывал, но спросил ее: почему? Она ответила: «вас ожидает то же, что случилось с экипажем «Астории»» . Я еще что-то хотел выяснить, но она исчезла, и сон на этом закончился.

Когда капитан понял, что Фастеру больше нечего добавить, он встал из-за стола и налил себе прохладительного напитка.

– Кто-нибудь хочет пить?

Ни звука… Опять молчанье, тишина. Похоже лишь одна она способна душу исцелить да свой покой нам подарить. (почти стихи)

Все сидели, уткнувшись взорами в зашарканный пол, и даже забыли, что совсем рядом под белым саваном покоится уже ушедший от них товарищ, не способный ни видеть этого бардака, именуемого миром, ни слышать их препирательств, ни высказать собственного мнения. Волею духов или небес, или по законам так и не познанной матери-природы, но он покинул их навсегда — и этот факт был единственным недвусмысленным событием, взбудоражившим относительно спокойную жизнь на «Гермесе». Но жизнь, как известно, и так является бредом человеческой души, вносить же в нее еще больше абсурда шизофреническими сектантскими идеями было бы уж совсем непростительной глупостью. Капитан после долгого философского молчания возобновил речь: