— А в каких вы вообще были отношениях?
Арланов достал из шкафчика початую бутылку коньяка. Налил полный стакан, выпил, крякнул и сказал:
— В сложных, молодой человек. В сложных!.. Я давно наблюдаю феномен партийного функционера нашего типа. С детства, как сам понимаешь. Мальчишкой я видел только одно — фронтовик, герой. Сильному самцу свойственно стремление к лидерству, это биологически в нем заложено. Тогда другого пути не было — только через партию. А в ней — свои законы. Со стороны глянуть — жуткие, уродливые! Но когда попадаешь в хорошо отлаженную машину, которая четко действует по всей державе — а это шестая часть суши! — то поневоле свыкаешься, начинаешь думать, что, может, так оно и надо, что по-другому наш народ и не умеет жить: привык к тупой, безжалостной, карающей за любое неповиновение власти. А дальше по известной формуле: поступок — привычка — характер — судьба.
— Но разве ваш отец не понимал, что происходит в стране? Разве о таком счастье для людей мечтали первые коммунисты? Были же у него какие-то принципы?
Арланов кисло сморщился, приложил ладонь к щеке, словно у него зуб разболелся.
— Ох, спроси что-нибудь полегче! Принцип один: вперед — и выше, все вперед — и выше! Чем значительнее твой пост и чин, тем меньше задниц ты лижешь. А это, согласись, немало…
— Кошмар какой-то! А вы говорите — психически здоров! Это же постоянный комплекс унижения, неполноценности, раздвоение, растроение, разрушение личности…
— Нет, брат, ошибаешься, — хмельно оскалясь, возразил Арланов. — Таких система сразу выбрасывала. Такие в ней не уживались.
— А если все-таки срыв? Если годами зревший нарыв наконец прорвался?
— Ты, я вижу, толковый малый. Отличник?
— Отличник…
— Бросай свою муру. Иди ко мне в аспиранты. Через год кандидатскую защитишь. Хотя кому сейчас это нужно…
— Вы не ответили на мой вопрос?
Арланов сник, съежился, тяжело вздохнул и сказал:
— Черт его знает! Может быть… Конечно, к старости в сознании начинаются некие необратимые процессы. Недаром говорят: пора о Боге думать. Но сомневаюсь, такие люди не стреляются и болезнью совести не страдают. По крайней мере я этого не замечал.
— Тогда еще несколько вопросов. Где вы находились в ночь с субботы на воскресенье?
Свидетель усмехнулся, но без всякой иронии сообщил:
— Был в пансионате «Березка», там меня многие видели.
— Ваш отец оставил завещание?
— Завещание? — Арланов несколько изумился и позвал: — Мама! Мама!..
Клавдия Ивановна вышла в столовую с подносом, на котором дымились чашечки с ароматным кофе.
— Папа оформлял завещание?
— Да. Все на тебя записали…
Утром Ладушкин пришел в кабинет Боброва. Шеф сидел хмурый, бледный, тихо постанывая, гладил ладонью бок.
— Доброе утро, — сказал Коля.
— Привет, — буркнул Иван Петрович. — Ну, как дела? На чем ты вчера домой добирался?
— Меня оставили там ночевать.
— У Арлановых? Ну, ты даешь! — оживился следователь.
— А что? Клавдия Ивановна сама предложила. Вы далеко, спрашивает, живете? Я честно ответил… Она и говорит: «Оставайтесь, молодой человек, у вас, чай, денег на такси нет».
— И куда же она тебя положила?
— Там комнат в этой квартире… Я со счета сбился.
— А утром и завтрак, наверное, приготовила?
— Да, все вместе поели.
— Вот потеха! — Бобров, кажется, искренне был удивлен. — Чудно… И снял ты с Арланова показания?
Ладушкин молча достал из папки протокол, протянул его следователю.
Иван Петрович бегло прочитал документ, задумчиво поскреб подбородок.
— Значит, этот ученый муж считает, что его папеньку убили? Доводы, которые он приводит, не очень убедительны, но все-таки прокурор может заставить нас продолжить дознание. А ты-то сам что думаешь по этому поводу? — И, ухмыльнувшись, добавил: — Ты теперь вроде как член семьи покойного…
Коля стал привыкать к едкой манере Боброва и поэтому, пропустив мимо ушей последнее замечание, сказал:
— Не знаю. Признаков преступления никаких нет. Если убийство, то какие мотивы? Месть… А может, он знал какую-то партийную тайну?
Иван Петрович прищурил левый глаз, пристально, даже с некоторым уважением посмотрел на Ладушкина.
— А этот Арланов-сын, похоже, не очень папеньку жаловал? — наконец ехидно осведомился он.
— Да. Были у них разногласия.
— Видишь!.. — Бобров возбужденно вскочил с места. — А если яблоко от яблони недалеко падает, то можно сделать вывод, что в нынешней обстановке Арланов-отец, бывший первый коммунист области, крепко мешал карьере сына. Да еще, если опять начал воду мутить… Логично?
Читать дальше