Курт Сиодмак - Искатель. 1995. Выпуск №2

— Нет. Ничего такого припомнить не могу. Наоборот, был энергичен, полон новых планов. Он и его товарищи постоянно говорили, что еще не все потеряно, что все еще можно восстановить.

— Что восстановить? — снова как-то недобро усмехнулся Бобров.

— Не знаю. Я в политике плохо разбираюсь, всю жизнь была простой домохозяйкой…

— Ну, скажем, не простой, — саркастично заметил следователь.

Женщина встрепенулась. До этого на все вопросы она отвечала механически, как робот. И вот словно очнулась. Она зло, пристально посмотрела на Боброва, и Ладушкин всем существом ощутил в этом взгляде силу и волю.

— Да, когда муж стал первым секретарем, я у плиты уже не стояла, — с достоинством ответила Арланова.

В кухне повисла неловкая пауза. Бобров невольно погладил ладонью правый бок — тоже занервничал — и с открытой неприязнью спросил:

— У вас есть для следствия какие-нибудь заявления?

— Нет. — Арланова снова потухла, ушла в себя.

— Тогда нам нужно снять с вас отпечатки пальцев. Таков порядок…

— Пожалуйста.

Пока Волобуев с видом жреца начал производить священный для каждого криминалиста обряд, Ладушкин попросил у следователя разрешения сходить в гостиную. И получив снисходительный кивок, прямо-таки на цыпочках отправился к месту трагедии.

В большой комнате, празднично освещенной десятирожковой хрустальной люстрой, рядом с укрытым простыней трупом величественно восседал медэксперт Исаак Ильич Краковский. Он с удовольствием курил сигарету, а пепел бережно стряхивал в крошечный кулечек, свернутый из бланка рецепта.

— Ну что, юноша, желаете взглянуть на пострадавшего?

— Нет. Пока не надо, — чуть дрогнувшим голосом ответил Ладушкин и стал делать вид, что тщательно изучает обстановку.

— Правильно, — согласился Краковский, — чего на него смотреть… Вы какой вид юридической деятельности для себя избрали? Если хотите услышать совет умудренного опытом еврея — дуйте в адвокаты. Самое милое дело…

Коля смущенно покашлял:

— Меня больше следствие привлекает.

— Эх вы! Романтики-фуникулеры… Дурнее работы не существует: ни славы, ни денег. Одна нервотрепка.

Ладушкину стал неприятен этот разговор.

— Обнаружили что-нибудь подозрительное? — деловито спросил он.

Краковский залихватски выпустил кольцо дыма и почтительно сообщил:

— Все в рамках версии «самоубийство». А так, чтобы для будущих мемуаров осталась в вашей памяти яркая деталь, замечу, что гильзу нашли вон в той великолепной вазе богемского стекла. Впрочем, все это указано в протоколе…

Коля подошел к указанному предмету роскоши. Оценил взглядом расстояние от него до трупа. Недоуменно пожал плечами.

— Согласен с вами, юноша, — одобряюще проворчал Краковский. — Наблюдается некий нонсенс. Но если гильза срикошетила от потолка, то тогда сие возможно.

— Как это — от потолка? — растерялся Ладушкин и даже, сложив ладошки пистолетиком, приставил ее к голове.

Краковский от души рассмеялся.

— Так орудие самоубийства по-разному можно держать, молодой человек. — И доктор выразительно покрутил пальцем у своего виска.

В это время открылась дверь, в комнату заглянул Бобров.

— Все. Заканчиваем, — сказал он. — Забирай, доктор, свой «объект». Завтра к полудню сможешь подготовить патологоанатомическое заключение?

— Оформим в лучшем виде, — с готовностью ответил медэксперт.

— Ну, тогда поехали…

— А разве не будем проводить оперативные действия? — заволновался Ладушкин. — Нужно «по горячим следам» спросить соседей, дворников, родственников…

Бобров с любопытством и некоторым снисхождением посмотрел на практиканта.

— Ты, Коля, не обижайся, но посуди сам. Никаких признаков преступления мы не обнаружили. Какой смысл будить людей? К тому же самоубийство произошло вчера вечером. А ты говоришь «горячие следы». Завтра обсудим все материалы в прокуратуре и примем решение — заводить уголовное дело или нет. Логично?

Ладушкин молча кивнул.

И тут в прихожей раздался звонок.

— Это, наверное, сын потерпевшего пришел, — догадался Бобров. — Его вдова вызвала. Он в пригородном пансионате отдыхал. Разрешаю вам, Николай, провести опрос. А то я чувствую, твой следственный порыв не находит выхода. Действуй!..

— Алексей!.. Алексей!.. — Арланова уткнулась в грудь высокого, статного мужчины. — Беда… Беда какая!

— Мама, мамочка, успокойся. — Сын бережно гладил ее по вздрагивающей спине. — Что же теперь делать? Назад не вернешь. Назад ничего не вернешь… — Он, близоруко сощурившись, оглядел толпу чужих людей, равнодушно наблюдавших эту сцену, ему стало стыдно, неудобно, и вдруг Ладушкин уловил, как закипает гнев в его душе.