Александр Потупа - Скрипящее колесо Фортуны

По вечерам, по субботам и воскресеньям, когда нет ничего телевпечатляющего, блаженствую в своем кабинете. По инерции Раечка считает меня ученым и не тревожит в лично мне выделенной большой и светлой комнате. Должно быть, это стандарт до конца жизни. Отличный стандарт.

Читаю, лежа на своей знаменитой суперсофе или утонув в кресле. Или просто думаю и бессмысленно пялюсь в дальний угол. Трудно сказать, о чем думаю. Мозг плавает в океане спокойствия, где нет-нет показываются островки явно вулканического происхождения. Но главный вулкан давно потух, и острова вполне безопасны, а главное - безжизненны.

Что-то было в эпоху до Них. Потом Они. Иногда хотелось бы вспомнить, да вот досада - дневник затерялся. Впрочем, не уверен, был ли он. Наверное, я просто размышлял о всяких событиях, активно размышлял, возможно, кое-что и записывал. У кого-то вычитал, что самую искреннюю книгу писатель создает только мысленно, а потом до конца своих дней считает ее как бы изданной. И только тот по-настоящему поймет писателя, кто эту мысленную книгу сумеет реконструировать. Или Игорь мне это говорил, или сам придумал? Все равно. Реконструировать мой внутренний мир вряд ли кому-то захочется.

Н-да, всплывают голые островки... И только какой-нибудь внезапный порыв ветра подымет над ними пыльный столб, и в колеблющейся спирали на миг сочетаются случайным контуром живые лица, а на самой верхушке блеснет застекленный генератор произвольного времени. Сочетаются лица, чтобы тут же распасться на атомы разбегающихся песчинок.

Но это уже обычный солнечный луч пробивается сквозь полусдвинутые шторы. И уютный Раечкин голос окончательно втягивает меня в параллелепипед реального закниженного пространства.

- Эдик, детки, - весело кричит Рая, - а у нас сегодня огромный пирог.

Пирог. Воскресенье. Покой. Сэ ля ви. И она идет, кто ее остановит?

* * *

Иногда по ночам слышится странный приглушенный скрип. Дверь? Рассыхающийся шкаф? Кровать под медленно засыпающей супругой? Может быть, и так. Но возможно, вполне возможно другое.

С тихим и почти мелодичным скрипом проворачивается колесо нашей судьбы. Смещается настоящее, мы вступаем в иной вариант самого себя. Но плотная повязка на глазах древней богини не позволяет ей выяснить, изменилось ли наше прошлое, изменится ли будущее. И не может она ответить на простой вопрос - кто мы, остались ли сами собой? Она бы рада сорвать надоевшую повязку, все увидеть и раскрыть, наконец-то, раскрыть секрет нашей удачи. Рада бы, но руки заняты - по штатному расписанию им положено поддерживать рог изобилия. А это самая любимая игрушка взрослых людей. Тяжелая игрушка.

Богиня смертельно устала от этой тяжести и от непрерывных переездов. Она стократно переработала пенсионный возраст. У нее нет своего угла, нет семьи - не успела. Ей надоело притворяться вечно юной. Ноет поясница. Но ее не отпускают - нет замены. И не известно, когда отпустят. Но одно она знает точно - даже выбросив проклятый рог, она не станет снимать повязку. Бесполезно. Длительное ношение повязки ослепляет даже богов. А пока ее руки заняты, создается хотя бы иллюзия зрячести.

Поэтому в любую достаточно чуткую ночь мы слышим, как с тихим и почти мелодичным скрипом проворачивается колесо нашей судьбы. Мы всего лишь однажды забываем смазать его вязкой умиротворенностью, и оно напоминает нам о существовании иных путей.

Невидимый мятеж неосуществленного захватывает наш отполированный внутренний мир, царапает и раскалывает идеально гладкие стенки. Надолго ли? На сколько выдержим - на мгновение или на годы.

Минск, 1980