Майкл Суэнвик: Зимняя сказка

Магда вылезла из снегохода. Она распахнула шубу и посмотрела вниз на ребенка. Он улыбнулся ей и агукнул.

В ней что-то оборвалось.

Какая я дура, как же преступно я глупа, подумала она. Магда была гордой женщиной, она никогда, даже наедине с собой не сожалела о своих поступках. Теперь она сожалела обо всем: гнев, охота, прежняя жизнь, все, что привело её в это место и в это время, скопившееся безумие, требовавшее убить её собственного ребенка.

Ларл стоял на вершине горного кряжа.

Магда подняла ружье, и он исчез оттуда. Она начала спускаться вниз, параллельно потоку. Снег был очень глубоким, поэтому ей приходилось спускаться осторожно, чтобы не поскользнуться и не упасть, а маленькие снежинки падали вокруг неё, и на них падали другие. Она продолжала свой путь, не теряя бдительности.

Охотничья хижина была не так далеко; если она доберется до неё, то они спасутся. Но зимой даже одна миля — это очень много. Она могла слышать ларлов, как они переговариваются друг с другом своими мягкими, кашляющими голосами, по обеим сторонам оврага. Они следовали за ней, на звук её движения. Хорошо, пусть. У неё ещё было ружье и несколько пуль к нему, о чем они не знали. Они всего лишь животные.

Здесь, высоко в горах, деревья росли редко. Магда прошла добрых четверть мили, прежде чем овраг закончился, и ей пришлось лезть наверх с риском быть атакованной. С какой стороны, думала она. Она услышала три покашливания справа и полезла по левому склону, тревожась и осматриваясь.

Мы загоняли её. В течении всей ночи, когда она пыталась отклониться в сторону от заданного направления, мы преграждали ей путь мельканием своих тел, оставляя только один путь — путь вперед. Мы позволяли ей издалека видеть, как мы зарываемся в снег и неподвижно ждем. Лес был наполнен нашими тенями. Мы медленно меняли направление её движения. Она хотела вернуться к машине, но не могла. Она была в таком страхе и отчаянии! Мы это ощущали. Иногда её ребенок плакал, тогда она успокаивала это млекопитающее существо спокойным, ровным голосом. По мере того как луна садилась, ночь становилась темнее. Мы загнали женщину обратно в горы. Ближе к концу пути она уже несколько раз спотыкалась, ей не хватало нашей силы и нашей выносливости. Но надо было принимать во внимание её терпение и хитрость. Один раз мы открыто подошли к ней, и она убила двоих, прежде чем остальные успели спрятаться. Как она нам нравилась! Мы гнали её, понимая, что рано или поздно она упадет.

В самый темный час ночи мы оттесняли эту женщину к изрытому холму, священному месту Людей, где стояла жертвенная скала. Она совершала тот же подъем во второй раз за ночь и понимала это. На секунду она замерла, беспомощная, и потом залилась слезами.

Мы ждали, это был самый важный момент во всей охоте, момент, когда добыча осознает ситуацию и принимает свою судьбу. Через некоторое время её рыдания стихли. Она подняла голову и выпрямила спину.

Медленно, осторожно, она спускалась вниз.

Она знала, что делать.

Ларлы при виде её отступили в свои норы, их мерцающие глаза исчезли во тьме. Магда их проигнорировала. Окоченевшая и больная, до смерти уставшая, она подошла к священной скале. Это должно быть выходом.

Магда расстегнула шубу, отвязала ребенка. Она плотно закутала его в меха и положила сверток на землю рядом со скалой. Напоследок она развернула сверток, поцеловала ребенка в макушку, от чего он издал громкий крик.

— Господь с тобой, дитя! — хрипло сказала она. — Верь в это. — Она очень устала.

Они сняла свитера, жилет, блузку. Холод сразу же вгрызся в её беззащитное тело. Она слегка потянулась, тело болело от долгого пути. Господи, как это было хорошо. Она положила ружье и встала на колени.

Скала была черной от пролитой крови. Она положила голову, как это делал ларл, которого она видела. Камень был холодным, настолько холодным, что это почти не ощущалось. Её преследователи стояли вокруг, заинтересованные её действиями, она могла слышать их мягкое тяжелое дыхание. Один бесшумно перетек к ней. Она могла чувствовать его запах. Он вопросительно заскулил.

Она лизнула скалу.

Когда нам стало понятно, чего хочет женщина, её жертву приняли быстро. Я поднял лапу и расколол ей череп. Я опять был самым молодым и потому склонился для пробы.

Соседи собирались, протискивались сквозь дверь, подсаживали друг друга в окна, сгорая от нетерпения. Я кряхтела и кричала, а звон серебра и стук тарелок по соседству становился громче. Как стадные травоядные, люди моего мужа пытались заглушить звуки моей боли тостами и пьяными шутками.