Дмитрий Глуховский - Будущее

Хотя Рокаморе превосходно удавалось жить с ней и врать ей повседневно; вот талант. С Аннели, в общем, жил не он сам, а какая-то из его конспиративных легенд. И ее все устраивало...

— А ты? Как ты сбежала?

Аннели затягивается поглубже. Передает самокрутку мне. Вместо ответа:

— Ты их сразу начал искать?

— Кого?.. — Я не понимаю.

— Своих родителей. Ты ведь знаешь, что они умерли. Значит, ты их искал.

Я набираю полную грудь дыма; обычный воздух не вынет из моих связок нужных слов. Дым легче воздуха. Дым поднимает меня над землей.

— Отца не было. Только мать. Она была со мной, когда Бессмертные пришли. Ей вкололи акс.

— Ты сам видел?

Видел ли я это? Я уверен, что так было, потому что сам тысячу раз проделывал это с другими женщинами и их детьми. Эжен этого не знает, но я не могу быть Эженом всегда.

— Нет.

— А я не хотела ее искать, — говорит Аннели. — Мою маму. Зачем? Разве чтобы в лицо ей плюнуть. Я-то точно знала, что с ней все в порядке. Потому что папа сказал, чтобы кололи ему. Отлично все помню. Я сидела у мамы на руках, он заслонил нас собой, закатал рукав. Когда ему сделали укол, плюнул им под ноги. Папа был очень спокойный. Он не знал, что меня у него все равно отберут. А мать все это время визжала как резаная, хотя ее-то никто не трогал. Прямо мне в уши визжала.

— Ну а моя не знала даже, кто ей меня заделал, поэтому стрелки было не на кого перевести. Так что вкололи ей, без вариантов.

Я не смогу быть Эженом всегда.

— Ты не пробовал в базе ДНК посмотреть? Мотаю головой.

Даже после выпуска нам запрещено выискивать своих родственников — запрещено Кодексом Бессмертных. Но даже если бы за это и не преследовали, в базу я все равно не полез бы.

— Плевать я хотел, кто там кончил в мою мамашу.

— А я все ждала его звонка, знаешь? Звонка, ну. В интернат.

— Знаю. И... Он не позвонил?

— Позвонил. Когда мне было четырнадцать. Он был весь седой, в каталке сидел. Я ему сказала, что люблю его и что мы обязательно увидимся еще раз, что я к нему вернусь и вылечу его, и что мы будем жить вместе, как семья. Я это успела все за десять секунд сказать, а потом меня отрубили.

— Ты... Ты не прошла проверку?

— Что ты так вытаращился? Вертела я их проверки!

— Тебя же должны были...

— Я не стала выяснять. Сбежала. Когда отца увидела, поняла, что не смогу там сидеть и ждать, пока он умрет. Что мне этих десяти секунд с ним недостаточно. Готовилась долго... А решилась только после его звонка. Когда терять уже было нечего.

Она глядит на меня с усмешкой, высасывает из окурка последнее, обжигает себе пальцы — морщится, но тянет.

— А как ты свалила оттуда? — хочу выковырнуть из нее правду.

— Повезло. — И все; напрасно я жду продолжения.

— А... И что отец? Застала его? — Мне почему-то трудно спросить ее об этом.

— Нет. Зато мама была в отличной форме.

— Как ты отыскала ее? Говорила с ней?..

— В два хода. Сдала кровь на генные маркеры, потом пробила ее по базе. Аннели наконец выпускает уголек; растирает пепел.

— У отца инфаркт случился. После нашего разговора. Так что я зря бежала. Киваю; представляю себя на ее месте.

— А что мать?

— С ней все отлично, спасибо. Она сейчас выглядит так же, как в тот день, когда меня у нее забрали. Ни на минуту не постарела. Моложе меня.

— Ты нашла ее, — говорю я себе. — Как это... было? Она... удивилась? Аннели плюет с балкона вниз людям на головы. Кто-то внизу хватается за лысину, проклинает индийскую шпану. Аннели смеется.

— Она сказала, что случившееся стало для нее поворотным моментом. Так и сказала: поворотным моментом. Мол, потеряв меня, она решила посвятить свою жизнь тому, чтобы помогать другим людям заводить детей. Что так она борется с бесчеловечной системой, которая отняла у нее ребенка и мужа. Что она работает бесплатно, и что в этом году пятьсот женщин смогли забеременеть и родить благодаря ее помощи. Что она рада меня видеть, но не уверена, что я поступила правильно, сбежав из интерната.

Я тоже хочу многое рассказать тебе, Аннели. Рассказать о том, какой лицемерной сукой и какой набожной прошмандовкой была моя мать. Каким безмозглым и бессердечным кобелем был мой отец. Как они запихнули меня в интернат; как никогда не пытались меня найти. Почему я должен их искать?! Неужели мне это должно быть нужнее, чем им?! Я хочу рассказать об этом тебе, Аннели, потому что я устал плакаться об этом проституткам.

В самом конце бульвара в гуще электронных светлячков, душ наизнанку, вспыхивают оранжевые факелы, поднимаются над толпой — один, два, десять.