Джордж Мартин - Умирающий свет (сборник)

А короткая повесть «Короли-пустынники» (1979), завоевавшая сразу дубль высших премий – «Хьюго» и «Небьюла», – это горькая притча о том, какими мы выглядим со стороны, сами того не подозревая. «Домашние животные», роль которых на сей раз играют насекомые-телепаты, вначале почитали своего хозяина как бога, но, узнав поближе его жестокую и эгоистичную сущность, возненавидели. И тем не менее новое поколение королей-пустынников воссоздает себя в образе Хозяина. Остается лишь вообразить, какой ужас за этим последует… Как писала критик Роза Харрис, автор биографической статьи о Мартине в сборнике «Писатели-фантасты ХХ века» (1986), «после прочтения повести читатель еще раз всерьез задумается, стоит ли ему вообще заводить домашних животных»!

Еще один пример подобного рода – также премированная (на сей раз «Небьюлой») короткая повесть «Портреты его детей» (1985), главными героями которой, по сути, становятся ожившие творения писателя. Причем их отношение к своему «отцу», создателю весьма далеки от семейной идиллии [1] Среди других произведений короткой формы выделяются повести «Стражи» (1981), «Проверка на обезьянках» (1983), «Торговля кожей» (1988), принесшая автору Всемирную премию фэнтези, и совсем недавняя «Кровь дракона» (1997), пополнившая его коллекцию литературных трофеев еще одной премией «Хьюго», а также рассказы – «Второй тип одиночества» (1972), «Мистфаль приходит утром» (1973), «Незначительные различия» (1982). – Здесь и далее примеч. автора. .

Как, наверное, уже понял читатель, чисто человеческие, а вовсе не неведомые нам «галактические» чувства, эмоции, поступки доминируют в произведениях Джорджа Мартина. Только все это представлено, раскрыто и исследовано на фоне абсолютно нечеловеческих, фантастических обстоятельств и ситуаций.

Тот же Олдисс со свойственной ему образностью охарактеризовал творчество писателя следующими словами:

«На поверхностный взгляд Мартин кажется неисправимым романтиком, чьи идеи и образы составляют необычайно широкий и колоритный спектр: в его произведениях вампир и звездолет мирно соседствуют друг с другом – «щекой к щеке». Элементы научной фантастики, фэнтези и романа «ужасов» образуют экзотический, ударяющий в голову коктейль, который многим кажется чересчур крепким, а другим – так себе, вполне сносным. Однако под обманчиво поверхностной тканью скрывается серьезность намерений, достойная Бенфорда или Бишопа».

Как бы то ни было, за Мартином-рассказчиком заслуженно закрепилась репутация одного из лучших новеллистов американской фантастики последних десятилетий.

Однако его произведения крупной формы вызывают больше вопросов. Того, что с успехом «вытягивало» многие из его рассказов и повестей – ярких, парадоксальных образов, видений, картинок, – в романах оказалось недостаточно. Образы-то и картинки по-прежнему «при нем», но что с ними делать на протяжении долгого и развернутого повествования, писатель откровенно не знает, и оттого его книги порой откровенно провисают.

Таков, к примеру, созданный в соавторстве с Лизой Таттл роман «Гавань Ветров» (1981), переписанный из их же романтической повести «Шторм в Гавани Ветров» (1975).

В повести, действительно прекрасой, читателя завораживало прежде всего само место действия: покрытая архипелагом островов океаническая планета, на которой постоянно дуют свирепые ветры, а потомки земных колонистов с успехом используют природную «тягу» и передвигаются с острова на остров с помощью искусственных крыльев. Любопытна была и причудливая культура «летунов», и их социальная организация… Однако когда это видение – люди, парящие в небе, как птицы, – было перенесено в роман, то авторы столкнулись с необходимостью выдумывать вдобавок еще и какую-то story, с чем, на мой взгляд, до конца не справились.

Не менее экзотический фантастический мир представлен в романе «Умирающий свет» (1977). Дрейфующая в космосе планета Уорлорн большую часть времени погружена во тьму – и столь же темны во всех смыслах нравы и обычаи аборигенов. Лишь в момент прохождения вблизи очередной звезды жизнь как бы оживает: население планеты полностью отдается грандиозным торжествам, смахивающим на гедонистские оргии «последнего дня Помпеи». А затем случайно встреченное на пути солнце снова отдаляется, превращается в одну из мириадов звезд на черном небосклоне, и праздник кончается. Мир снова погружается в спячку – в долгую космическую ночь, и следующего рассвета, вероятно, никто из живущих уже не увидит…