Алексей Борисов - Утро Земли

– Так, получается, они тут просто ждут, когда вернётся боевой отряд, отправленный вот в этот город? – лейтенант указал какую-то точку на карте, и Стэнли перевёл вопрос.

Дора согласно кивнула.

– Врёт или нет, вот вопрос, – поморщился Стэнли, – До туда, в принципе, не далеко, дня три пешком, но по такой погоде они и правда могли заблудиться.

Лейтенант молчал над картой, думал. Стэнли наклонился поближе к Митчелу и зашептал.

– Уйдём сейчас, они своих на след натравят. Или они уже нас выслеживают, ждут, не подойдёт ли ещё кто. Я думаю, пришить их всех, и дело с концом. Навяжут бой – попробуем отбиться. Ты слышишь, если мы их тут положим, никто нас не выследит. А, командир?

– Я пока не решил, – мрачно откликнулся Митчел, – отведи-ка её в палатку и следи, чтоб не сбежала. Подождём до темноты. Тут можно окопаться, а по своим они не станут бить миномётами.

– Как знаешь, лейтенант, – пожал плечами Стэнли. Он даже не пытался скрыть недовольства.

-

Костёр дымил и грел неровно, лениво. Чарли подсел поближе к огню, и не успел подумать, что и тут довольно зябко, как Арнольд окликнул лейтенанта.

– Донни, дети совсем замёрзли.

– Замёрзли? – переспросил лейтенант и покосился на Чарли, – Ну так тащи их сюда. Ватсон, не сиди без дела, подкинь-ка веток, а то костёр вот-вот потухнет.

Чарли с радостью пошёл к неровному тенту, где лежал запас хвороста, а когда вернулся к огню, встретил множество испуганных и удивлённых взглядов. При свете дня и отблесках костра дети разглядели и пятно на лице, и необычное алое одеяние. «А может быть, на самом деле всё не так, – с неподотчётной дрожью подумал Чарли, – У них там в индии носят яркие одежды, сари, камисы. Точнее, носили. А сейчас? Они одеты не пойми во что, в такую же рвань, как я сам был одет несколько дней назад. Тогда я был один, но вряд ли замечал, насколько одинок. Сейчас я жду предлога оказаться нужным, как голодный пёс у человечьего жилья. А они? О чём думают они? Вот взять, к примеру, этого мальчика, ему, наверное, столько же лет, сколько и мне было тогда, когда они, взрослые, начали войну и бросили меня. Но их никто не бросил, если Дора не лгала, за ними придут, уведут в убежища, спасут от голода и холода. Мне хочется в это верить, и я знаю, так и будет, взрослые из кожи вылезут вон, чтобы так и получилось, но разве они это могут понять? Вот этот мальчик, что он понимает?»

Чарли бросил хворост в костёр, пошевелил огонь палкой, подул на пламя, а потом присел напротив мальчика-индуса.

Он ничего не говорил, не улыбался, не хотел показаться всесильным и смелым.

Чарли сунул руку в карман и вытащил оттуда старого, истёртого, бесцветного и рваного по швам медвежонка. Игрушку, с которой он провёл долгие годы в одиночестве. Ребенку не обязательно брать её в руки, он и так понимает, он видит. Он безошибочно распознаёт игрушку, которая долго и счастливо жила в чужих руках. Наигранная, полная живой души игрушка.

– Возьми, – он протянул медвежонка мальчику и крепко держал, пока не почувствовал, как детские пальцы схватили игрушку в ответ. И мальчик в страхе отпрянул.

Чарли улыбнулся и опять пошевелил ветки в костре. Когда он снова посмотрел на мальчика, тот подобрался чуть поближе. Ещё один ребенок, девочка, нерешительно ёрзала на месте, но он ей кивнул, и она тоже приблизилась.

– Тут холодно, да? – он знал, что им непонятны слова, но он говорил не только словами, – Хотите, я расскажу вам сказку?

Если бы в тот момент Чарли обратил внимание на то, что происходит рядом, у взрослых, он мог бы сильно удивиться. Ему было всё равно.

А взрослые молчали.

И слушали сказку.

-

– Что он делает?

На ломкий, неумелый выговор английских слов Чарли вздрогнул и обернулся. От удивления слова застряли в горле. «Она говорит по-английски? Но как? А почему бы нет? Стэнли бегло изъясняется на хинди. И лейтенант. Дайте мне время, я тоже выучу, смогу, обязательно!»

Чарли безмолвно, одним только взглядом выразил желание стать ближе обладательнице тёмных глаз, длинных ресниц, смуглой кожи. Секунда за секундой длились, и она смотрела, и во взгляде переменчиво перетекали выражения ответа: омерзение, когда она сочла его внимание за похоть, удивление, когда она поймала его стыд и смущение. Интерес сменился жалостью, едва она сумела оценить его по-своему, по общепринятым, понятным меркам: перед ней убогий, ненормальный человек.

Чарли понял её взгляд по-своему. Прочитал там что-то нежное и доброе, похожее на снисхождение и материнскую заботу. Да, так иногда смотрела на него далёкая, забытая женщина, по привычке именуемая «мамой».