Мария Фомальгаут - Продам май (сборник)

Их было много, как-то очень много, не думал, что у нас в городке столько людей. Нагие, покрытые грубой шерстью, перемещались то на двух лапах, то на четырех, скачками, скачками, выпустили длинные хвосты.

Присмотрелся к вожаку, вроде бы Антоха, хотя тут кто его знает, все они тут на одно лицо… если это можно назвать лицом. Он прыгал чуть впереди, замирал, вынюхивал воздух, то и дело задирал голову, подвывал — протяжно, жалобно…

Они уходили куда-то — к югу, к югу, где потеплее, холодно им с Обледенением, еще бы не холодно, у них-то нет Пламени…

Застоялся, задумался, сам не заметил, как вожак начал подбираться ко мне — бочком, бочком, потихоньку. Я еще не понимал, что он делает, что хочет, узнал меня, что ли, Антоха, у меня тут рыбешка осталась, дай тебе кину… Еще думал — когда вожак прыгнул, бросился на меня…

Горящие глаза.

Звериные клыки — на моем запястье…

Даже не сразу вспомнил — Пламя, черт его дери, Пламя, тусклехонький огонечек, который я нес на ветке, освещал дорогу… Сам не помню, как сдернул шарф, как обмотал шарфом веточку, сунул в морду вожаку…

Отступили…

Притихли.

Смотрят на меня злыми глазами, боятся Пламени дикие звери…

Кое-как добрался до кварталов, только там сообразил, что больно, что извивается по плечу кровь, что…

— Мое почте… Да что с вами, ранены?

Птичий клюв наклоняется надо мной, внимательно смотрят черные глазки.

— Ага… звери подрали… там, у леса…

— Кошмар какой… — он хватает меня под руку, — надо охотникам сказать…

Екает сердце.

— Да они уже к югу убираются, зверье… Здесь-то им кушать нечего… холодно, голодно…

— Все верно, — сосед уводит меня куда-то, к дому, к Очагу, к свету Пламени, — пойдемте… посмотрим ваши раны…

— Ну что вы…

— Да что я, я врач… пойдемте, с детишками познакомлю…. С женой… она уж давно про вас спрашивает, интересно же, вы человек — а разговариваете, как мы, и в доме живете…

— Славно у тебя.

— Славно.

Помахивает длинным хвостом.

— А слуги твои где домашние? Птицы твои где, что бросают тебе ветви, кормят тебя теплом своих сердец?

— А-а, у меня не птицы…

Прядает рыжими ушами.

— Как же ты без птиц живешь?

— А я по старинке… людей…

Довольно ёжится в глубине очага.

— Да вроде отжили свое люди.

— Отжили, да не все… вон, трудятся… угли ворошат… друг друга теплом своим согревают…

— Большая редкость.

— Да уж, немаленькая… в наши-то дни…

За окнами бродит ветер, обнюхивает углы, лижет в снегу санный след…

2013 г.

— Уважаемые пассажиры, будьте добры пройти в зал ожидания…

Таможенный контроль только-только отпустил нас, мы прошли по узкому красному туннелю в свет, такой яркий, такой непривычный. Мы — еще голые после таможенного контроля, беспомощные, мокрые, не понимающие, что происходит.

Мы ждали рейса.

Лежали в колыбелях, ждали рейса. Махали неумелыми ручонками, как полетим, высоко-высоко, туда, туда, к звездам. И нянечки наклонялись над нами, махали нашими ручками, ка-ак полетим, высоко-высоко-высоко…

— Уважаемые пассажиры, будьте добры пройти в зал номер восемь…

Мы собирали свои пожитки, перебирались в зал номер восемь, рассаживались, устраивались, волокли за собой свои игрушки, плюшевых слонов, крокодилов, пингвинов и белых медведей. Тихонько играли — среди кресел, мечтали, вот ка-ак полетим, ка-ак увидим все это сами, сами, и тюленей, и пингвинов, и папуасов, увешанных бусами, и полосатых тигров.

Время шло. Мы ждали рейса, рейса не было. Ложились спать прямо тут же, в зале ожидания, на креслах, по ночам нам снился гул турбин, и самолет — высоко-высоко над облаками.

— Уважаемые пассажиры, будьте добры пройти далее по коридору…

Мы пошли далее по коридору, нет, не пошли, побежали, скорей, скорей, чур, я место у окна займу, нет, я, да ты вообще в хвосте сидеть будешь, а я у туалета сидеть буду, и никого не пущу, и деньги буду брать за вход… Да уймитесь вы, на всех места хватит…

Но впереди нас ждал точно такой же зал ожидания — с рядами стульев и парт. И мы расселись, разложили свои тетрадки, и тетенька в застиранной блузке ходила между рядами, диктовала, хо-рош-лет-ний-лес-зи-мой… И я поднимал руку, спрашивал, Анна Павловна, а можно выйти? Куда это, Иванцов? К самолету. Нет, нельзя, сиди, пока урок кончится…

Я не стал сидеть и ждать десять лет, пока кончится урок, потихоньку вышел в коридор, в другой, в третий, в четвертый, в пятый, в десятый. Искал самолет, самолета не было, ничего не было, были бесконечные залы ожидания, насколько хватало глаз.