Дэвид Герролд - День проклятья

– Как насчет «приближается»?

– Не намного лучше. – Лиз обхватила себя руками. – Становится светлее, правда?

Может, это ветер? – предположила она. – Ветер сдувает пыль? – – Хорошо, если так, но вряд ли.

Я приник к стеклу, напрягая глаза. В розовой пудре что-то шевелилось. По тому, как она смещалась и кружилась, создавалось впечатление, словно там копошатся тысячи крошечных призраков.

И тут все встало на место.

– О Боже! – простонал я.

– Что? – нетерпеливо спросила Лиз.

– Взгляните поближе.

Она наклонилась к стеклу, приглядываясь, и в ужасе отпрянула.

– Насекомые!

Вся наружная поверхность стекла мерцала, переливалась, бурлила. Перед нашими глазами роились миллионы обезумевших насекомых.

– Они едят пудру, – сказал я и, поеживаясь, опустился на сиденье. Тело зудело.

Лиз отправилась в нос корабля, останавливаясь у каждого иллюминатора.

– Они окружают нас!

Я пошел за ней. Поскольку вертолет зарылся носом в дюну, то впереди бурлила лишь тонкая полоска у верхней кромки стекла.

Лиз вздрогнула. Она не могла оторвать глаз от вибрирующей розовой стены за стеклом.

– Они окружают нас! – повторила она.

Я попробовал представить, как сейчас выглядит вертушка с воздуха. Большой розовый сахарный холм среди розовых сугробов, кишащий миллиардами насекомых – крохотных, но совершенных механизмов для пожирания. Я видел мелькающие челюсти, вгрызающиеся в пудру, слышал, как они копошатся, давятся, дерутся…

Я схватил Лиз за плечо.

– Послушайте! Машина герметична?

– Должна быть… О Господи! Днище!

– Разве пол не герметичен?

– Да… Должен быть…

– Ладно. Теперь нам предстоит законопатить каждую брешь, каждую трещинку, какой бы маленькой она ни была.

– Законопатить?

– Я и не знал, что здесь есть эхо. Когда насекомые доберутся до днища, они попытаются проникнуть внутрь!

И попадут сюда голодными! Дьюк и мы – единственные съедобные предметы в этом погребе. Есть у вас что-нибудь, что может остановить этих тварей?

– Н-не знаю. Дайте подумать.

– Думайте. Мне казалось, что эти вертушки оснащены на все случаи жизни.

Лиз собиралась с мыслями.

– По-моему, это чрезвычайное происшествие. Командование не предполагало хоронить вертолеты в сахарной вате и отдавать их на съедение насекомым. – Она разозлилась, и это хороший признак. – Очевидно, нам предоставлена возможность исследовать нештатную ситуацию.

– Что? – воскликнул я. – Какая еще возможность? Что мы можем сделать?

Лиз, нахмурившись, уставилась вниз. Потом ее взгляд стал методично шарить по бортам вплоть до самого хвоста. Казалось, что она, как рентген, прощупывает содержимое грузовых отсеков.

Затем она отрывисто бросила:

– Пенобетон. – И прикинула на глаз расстояние. – Надо перенести Дьюка.

– Какой пенобетон?

– Если вы где-то потерпели аварию – особенно в холодных районах – и вынуждены соорудить укрытие, то надуваете большой баллон и опрыскиваете его пенобетоном.

Через полчаса он застывает, и вам остается только прорезать дверь и забраться внутрь этой жилой тыквы. Мы пользовались такими временными жилищами в Пакистане. Перенесите Дьюка подальше в хвост. Он лежит как раз над тем отсеком, который мне нужен.

Дьюк застонал, когда я передвигал его, но не проснулся. Компьютер предложил ввести ему еще одну дозу глюкозы, что я и сделал.

Розовый отсвет в хвосте вертушки стал ярче – вставало солнце, светлое пятно на кипящем розовом фоне. Мне показалось, что я чувствую его тепло.

Слой пудры на плексигласовой полусфере фонаря стал заметно тоньше там, где копошились прожорливые насекомые. Розовый пух был почти прозрачным, так что роящиеся в нем личинки выглядели беспрестанно снующими темными точками. Хотел бы я знать, что это за существа.

Но совершенно не нужно, чтобы этим вопросом задался Дьюк, когда проснется и увидит их. Поэтому я задернул шторки.

Лиз возилась с пенобетоном. На меня она не обращала внимания, и я воспользовался моментом, чтобы попросить прощения у Дьюка. Я достал из санитарной сумки влажное полотенце и начал протирать ему лицо.

– Я виноват, Дьюк, – шептал я, стирая грязь со лба. – Я вывезу тебя отсюда, обещаю.

– Маккарти… – пробормотал Дьюк. – Да, Дьюк?

– Заткнись.

– Хорошо, Дьюк!

Но он уже снова погрузился в сон. Ерунда! Он будет жить, теперь я знал это наверняка.

– Дьюку стало лучше! – поспешил я порадовать Лиз.

– Откуда вам известно?

– Он велел мне заткнуться. Лиз улыбнулась: