Николай Романецкий - Обречённый на любовь

По-прежнему бился о бедра подол Витиного мешка, и разлетелась по ветру рыжая грива. Изумрудные глаза закрылись.

- Я просто ненавижу тебя! - крикнула Вита.

- И я тебя! - отозвался Калинов, а неизвестная сила толкнула его к жене.

Вита, не открывая глаз, рухнула в его объятия.

А внизу, у подножия холма, стояли двое, не видимые ни одному глазу, и смотрели вверх.

- Вообще-то не стоило говорить ему и части правды, - сказал Медовик.

- Но я хотел вызвать у него еще большее противодействие.

- Так я и понял. Потому и начал тебе подыгрывать.

- И нам удалось, - заметил Джос.

Калинова передергивало от отвращения, но его руки, перестав подчиняться хозяину, раздевали жену. Процесс был хорошо знаком, но еще ни разу в жизни не был так противен.

Ветер исчез - как обрезало, - и Вита шептала:

- Оставь меня. Я не хочу. - Но ее тело так и льнуло к его ладоням.

Калинов опустил ее на мягкую траву. Полузакрытые глаза жены смотрели в небо. Как в смерть.

И все началось. Их тела впивались друг в друга с омерзением, но какая-то сила тянула их друг к другу, твердо, неотвратимо. И Калинов почувствовал, как внутри него поднимается удушающая волна тошноты.

Двое внизу по-прежнему смотрели на вершину.

- Освобождай его скорее, - сказал Джос. - Ты же видишь: он рвется к ней даже сквозь твое заклятие... Он же лишится разума! Скорее!!!

- Да. - Медовик воздел к вершине холма руки.

- Я люблю тебя, - шептала Вита. - Просто я хотела тебе досадить, вот и говорила, что ты мне отвратителен.

И случилось. Словно кто-то держал Калинова в смирительной рубашке и вдруг распустил завязки. Тело Калинова вырвалось из узды, тошнота исчезла, и он окунулся в наслаждение.

- И я люблю тебя, - прошептал он. - А все остальное было каким-то наваждением.

Их тела слились так, как ни сливались с самой юности - неистово, но не без страха. Словно в первый раз...

Как я люблю тебя, мой милый, подумала Вита.

А я тебя, подумал Калинов. Боже, мы опять слышим мысли друг друга! Как тогда, помнишь?

Помню, подумала Вита. И мы научим этому Маринку... Теперь мы сумеем.

А потом их мысли умерли, потому что они растворились друг в друге.

Когда все завершилось, Вита, одеваясь, подумала:

Ты не обращал внимания? Когда мы занимаемся этим, наши позы порой напоминают распятие.

Наверное, любовь всегда кончается распятием, подумал Калинов, застегивая пуговицы комбинезона.

Наверное, согласилась Вита и прильнула к нему.

Так, в обнимку, они и очутились в джамп-кабине. А когда открыли дверцу, увидели серую поверхность Ладоги и привычное солнце на небе.

Едва они исчезли, Джос сказал:

- Что ж, теперь можно и нам уходить. Уж коли он прорвался к ней через твое заклятие, миру, пока они живы, ничего не грозит!

- Не согласен, - сказал Медовик. - Миру всегда что-нибудь грозит. Но теперь есть надежда.

Он снова взглянул на вершину холма. Там, устремленный в небо, стоял большой белый крест.

- Это твоих рук дело, Иешуа? - Медовик глазами показал Джосу на крест.

Джос поднял голову:

- Нет... Но пусть стоит. Amor omnia vincit [Любовь побеждает все (лат.)].

Перед тем как покинуть тело, Джос еще раз оглянулся на холм. Крест ярко выделялся на фоне сиреневого неба и казался похожим на обнаженную человеческую фигуру.