Николай Романецкий - Обречённый на любовь

- Пошли!

Калинов опустил голову. А когда поднял, поля вокруг уже не было. Они стояли в огромной пещере. По темным стенам метались отсветы пламени костра. Костер горел в центре пещеры. Вокруг костра сидели люди. Калинов пригляделся и замер, потрясенный.

Они все были здесь. Как четверть века назад. И Клод, и Зяблик, и Флой, и "мисс миллионерша". И все остальные. И выглядели они как четверть века назад. Только Вита и Джос были сегодняшними.

- Побыстрее! - заторопил Клод.

Калинов втиснулся между Флой Салливан и Иреной.

- Привет! - сказала Флой. - Именно таким я тебя всегда и хотела видеть.

- Как ты тут очутилась?

- Сон... Только всегда ты мне снился таким, каким я тебя помню. А сегодня почему-то совсем другой. Я не раз видела тебя в выпусках новостей, но ты все равно снился мне мальчиком...

- Тебе часто снится Дримленд?

- Почти каждую ночь. И ты. Ты ведь мне нравился, хоть и подкачал тогда... Ты женат?

- Да. На двоих.

- Блюдешь моду?

- Причем здесь мода?

- Ладно, ладно! - Флой потрепала его по плечу. - Дети?

- Трое. Скоро будет четвертый. А у тебя?

- У меня пятеро. Но я единственная жена.

Калинов почувствовал, что на него кто-то смотрит, поднял глаза. Смотрела на него Вита. Флой перехватила его взгляд:

- Ты счастлив?

- Не знаю. А ты как? В стриптиз-театрах играла?

Она улыбнулась. Посмотрела строго-внимательно. Как учительница на своего ученика.

- Пока не вышла замуж. - Она снова взглянула на Виту. - Странно! Что здесь делает эта дама? Я ее не помню. С какой стати она в моем сне? - Она перевела подозрительные глаза на Калинова. - Ты ее знаешь?

- Да, это моя жена. Первая.

Флой закусила губу:

- Так может, это твой сон?

- Вряд ли... Скорее, это ее сон.

- Вот как! - Флой нахмурилась. - Но я не хочу быть во сне у незнакомой женщины.

- Она тебе знакома. Это Вита. Помнишь?

- А-а-а... Та рыженькая серая мышка? Выходит, она тебя все-таки окрутила?

- Попрошу потише! - сказал Клод. - Начинаем.

Все уставились в костер. Калинов смотрел на Виту. Флой с раздражением прошептала:

- Какой смысл?.. Если это ее сон, то и победить должен ее дэй-дрим.

Калинов встал и, пристально глядя на Виту, спросил:

- Может, не стоит?

Тинэйджеры превратились в статуи, в фигуры из музея мадам Тюссо. Джос и Медовик переглянулись и удалились от костра, растворились в полутьме.

- Зачем ты меня мучаешь? - спросил Калинов.

Вита удивилась, потом, глядя на потрескивающие сучья, спросила тихо:

- Разве Я тебя мучаю?

- Зачем ты меня здесь держишь?

- Разве Я тебя сюда звала. Ты пришел сам.

- Но я пришел за тобой.

- Вот как? - Она подняла голову. Взгляд зеленых глаз пронзил его насквозь. - Разве Я тебе нужна?

Ты мне нужна, хотел сказать Калинов. И не смог: зеленые глаза выворачивали душу наизнанку. И только когда Вита отвернулась, он сумел выпалить:

- Конечно нужна! И мне, и Марине, и детям.

Она снова посмотрела на него, но на этот раз глаза ее были какими-то мутными, словно подернутыми дымкой.

- Да, Марине и детям я нужна. Тебе - вряд ли. - Она оглянулась по сторонам, словно кого-то искала. - Я думаю, его самое время выпускать. Больше ему здесь делать нечего.

Из полутьмы вывернулись Джос и Медовик, снова устроились в кругу. Зашевелились и тинэйджеры. Загомонили, подняли головы, равнодушными глазами поглядели на Калинова. В них не было ненависти, но не было и любви. И потому Калинов не удивился, когда вокруг начал сгущаться такой забытый и такой знакомый серый туман.

И тут мысли Калинова рванулись вперед. Они стремительно заскользили, по прошлому, настоящему, будущему... И будущее без Виты было странным, незаконченным, начиненным виной и бесчестьем. И были там обида и ненависть детей, насмешки знакомых, презрение Марины. И сам он был там, какой-то ненормальный - то ли без головы, то ли без сердца, то ли без чувств... А может, и без самой жизни. В любом случае, ничего хорошего его в таком будущем не ждало.

А мысль скользила дальше. И наконец открылась бездна, в которой не было ничего - ни прошлого, ни настоящего, ни будущего. И вот тут-то жизни он не видел абсолютно точно. Бездна была такова, что в ней исчезала не только его жизнь. Вместе с ним туда проваливалась и Земля, и Солнце, и все Внеземелье. В бездне не было ничего, даже вакуума, и Калинов оторопел.

Это не смерть, понял он, потому что смерть - продолжение жизни, только другими путями. Это не смерть, понял он, это полное исчезновение жизни, и помешать процессу не могут ни Сути, ни Суперсути, ни те, кто еще выше, кто не имеет даже названия. Но для жителей Земли это будет просто гибель. И все они, эти двадцать миллиардов душ, смотрели на него сейчас как на предателя, сквозь серый туман нуль-пространства, сквозь вибрирующие поля джамп-генераторов, сквозь душу самого Калинова. И он понял, что Дримленд - не убежище несчастных тинэйджеров, Дримленд - это мечты, надежды и любовь всех жителей Земли, в силу определенных причин не реализованные, не достигнутые, не прочувствованные. Потому что человек слаб, и большинство журавлю в небе предпочитает синицу в руках, и нет нужды осуждать их за это, ибо в слабости такой сила человечества, в слабости такой - пространство для развития, и пока не достигнут идеал, есть к чему стремиться и рано уходить...