Николай Романецкий - Обречённый на любовь

- Отчего же?

- Вы же обрекли его на несчастье!

- Кто знает, что такое счастье? - сказал Медовик. - Вита обречена на любовь к тебе. Счастлива ли она? А ты сам? И счастлив ли был Джос, восходя на Голгофу? Абсолютное счастье, наверное, возможно только там, где нет разума. И жалеешь ли ты сейчас о тех временах, когда был безответно влюблен? А ведь тогда ты считал себя самым несчастным человеком на свете.

- Вся беда в том, что ты рано родился, - сказал Джос. - Родись ты в назначенное время, ты бы всегда любил Виту, и у нас не было бы никаких проблем. Но перерождение привело к тому, что стабильность чувства любви тобою утеряна. Повторный брак, как оказалось, только отодвинул угрозу на более позднее время. Сам понимаешь, мы не могли с этим мириться...

Калинов слушал Джоса и удивлялся. В нем нарастало ощущение, что разговор идет о совершенно постороннем человеке, о ком-то, кого он никогда не знал, не знает и знать не будет. И приходилось все время заставлять себя верить Джосу, а верить ой как не хотелось. Неужели и в самом деле они с Витой любили друг друга только для того, чтобы выполнить какую-то там даже и чрезвычайно важную для всего мира! - миссию. Тоже мне - мессии для миссии!.. Да чушь это! Он любил Виту потому, что она была симпатичной девчонкой, потому что она добра, хороша в постели и любила его самого... Подожди, но ведь она по-прежнему симпатичная девчонка, добра, хороша в постели и любит тебя... Так в чем же дело?! Что изменилось?

Ответа не было. Джос с Медовиком смотрели на Калинова, и тому вдруг показалось, что они запросто читают его мысли и что они знают ответ на вопросы, задаваемые им самому себе. Вот только отвечать, по-видимому, не считают нужным. Потому что свои некоторые проблемы человек должен решать самостоятельно, и даже Бог не способен ему помочь.

- А если любовь не возродится? - сказал Калинов.

- Возродится! - ответил Медовик.

- Почему вы так уверены?

- Потому что Я - твой отец!

Вита появилась, когда божественные родственники Калинова оставили его наконец в покое. И хотя обратить новое внимание на Виту Калинову никто из них не предлагал, но у него сложилось впечатление, что весь разговор представлял собой некую странную игру, основной целью которой и было то, чего ему никто не предлагал.

Вита не возникла из небытия, она откуда-то пришла и поднялась на холм. Погруженный в свои мысли, Калинов заметил ее, когда она уже поднималась.

- Привет, - сказала она и села рядом.

- Здравствуй! - Калинов поднял голову.

Вита была одета в некое странное рубище, напоминающее мешок с дырами для рук и головы. Мешок был почти непрозрачным, но это "почти" позволяло угадываться под тканью различным участкам ее тела. Калинов смотрел на жену и удивлялся: казалось бы, он знал все, скрытое под мешком, вдоль и поперек, но захотелось вдруг узнавать все снова. Наверное, причина была в самом мешке...

- Они все тебе рассказали? - спросила Вита.

- Да, все.

- И что ты думаешь теперь делать?

- Во всяком случае подчиняться им я не намерен!

Вита вздохнула:

- Мне тоже все это не нравится. Но ведь они не отпустят нас отсюда, пока не добьются своего.

- Плевать!.. По-моему, они что-то крутят. Неужели судьба мира может зависеть от того, любим мы с тобой друг друга или нет?

Мир, который его обитатели не желают сохранить своей любовью, и не заслуживает ничего, кроме гибели.

- Это ты сказал? - Вита с удивлением посмотрела на мужа.

- Нет, не я. И не ты, как я понял... Значит, это они, наши так называемые отцы.

Двое сидящих на холме покрутили головами по сторонам, но никого не увидели.

- Они на нас давят, - сказала Вита.

- Но мы им не уступим? - отозвался Калинов.

- Конечно, не уступим. Я сама не согласна любить по указке сверху.

Вита встала, потянулась, опустила руки. Рубище висело на ней бесформенный мешком.

Вот бы сейчас ветерок, почему-то подумал Калинов.

И ветерок родился где-то, прилетел, упруго натолкнулся на Виту. Словно стяг, затрепетал на ветру Витин мешок, плотно обтягивая ее тело.

- Любить по указке... Да ты просто отвратителен мне, - сказала Вита.

- А ты мне, - отозвался Калинов. - И за что только я любил тебя когда-то?!

Он поморщился и встал, намереваясь неспешно спуститься с холма и уйти. Но что-то остановило его, какая-то сила приклеила подошвы его ботинок к траве, рядом с Витой.

- Как противно мне твое тело! - сказал он, и та же самая сила подняла его руки и положила их Вите на талию.

Вита затрепетала:

- Как противны мне твои пальцы! - И, трепеща, положила ладони ему на плечи.