Лилиана Розанова: Две истории из жизни изобретателя Евгения Баранцева

Лилиана Розанова

Две истории из жизни изобретателя Евгения Баранцева

Этот стал поэтом.

Для математики у него было

слишком мало воображения.

Давид Гильберт

"ВЕСНА - ЛЕТО 2975-го".

(Рассказ бывшей одноклассницы Баранцева)

Мы в ту осень как раз переехали: Бескудниково, квартал 798 дробь восемь-бис - знаете? Дома повышенной срочности, блочности и потолочности, В классе народ новый, совершенно все незнакомые, и учителя молодые. У нас был классный руководитель Вадим Николаич, молодой такой. Само собой, за глаза мы его звали Вадик, тем более что это имя словно для него было придумано. Представьте: пухлые губы, пушок на щеках и какая-то оставшаяся от детства нежность, что ли. Хотя и высоченный был, и спортивный, и очень нам нравился.

А дни стояли яркие, прозрачные, неторопливые такие. Листья кленов и лип были в известке. И казалось, вот-вот начнется что-то самое главное в жизни, стоит только дожить до завтра или до послезавтра, или дойти, например, до рыжей рощицы возле автобусной остановки.

Такое было настроение.

Как раз под такое настроение Вадик задал нам домашнее сочинение: "Цель моей жизни". И когда проверил, прочитал эти сочинения на уроке.

Начал он с сочинения Ксаны Таракановой: "Хочу быть в первых рядах прогрессивного человечества... Бороться за счастье всех людей..." Потом Володьки Дубровского: "Мечтаю приучить организм дышать растворенным в воде кислородом, чтобы осваивать Земли под толщей Мирового океана"; потом - Немы Изюмова - насчет сгущения сна: мол, если изобрести, как повысить интенсивность сна, то спать можно будет два часа в сутки и к. п. д. жизни повысится на восемьдесят процентов.

Были рассказы о путешествиях, о подвигах в космосе, о строительстве городов под стеклянными куполами и об олимпийских победах.

Последним Вадик прочитал сочинение Баранцева. Я запомнила его от слова до слова, потому что сочинение состояло из одной фразы: "Я хочу решить Пятнадцатое уравнение Арнольда-Арнольда". Дальше полтетради было исписано формулами, и в конце стоял огромный вопросительный знак. Вадим Николаич прочитал эту одну-единственную фразу, выдержал паузу и спросил:

- Баранцев! Вы что, серьезно полагаете, что раскрыли заданную тему?

Женька встал. На него все уставились с любопытством, тем более что раньше, оказывается, никто его как-то не замечал. Женька сутулился и щурил под очками глаза; рубашка пузырилась на костлявой спине, и плечи торчали острыми углами. В общем он был похож на сердитую черную птицу: на маленького грача, например.

- Да, вы правы, - согласился он, подумав. - Если мне удастся решить Пятнадцатое уравнение Арнольда-Арнольда, то это произойдет в ближайшие пять-шесть лет. Чем я буду заниматься остальную часть жизни, я действительно не написал. Но пока я этого точно не знаю.

Вадик подошел к баранцевской парте и посмотрел Женьке в глаза. И ничего не оказал, а вернулся за учительский стол. А Ксана Тараканова потрогала прическу, сплетенную словно из десяти кос - одна другой толще, закинула ногу на ногу и посмотрела на Женьку долгим взглядом. Но Женька ее взгляда даже не заметил - и это само по себе было удивительно! Потому что Ксана была красавица. Моя бабушка утверждала, что такие красавицы жили разве что во времена художников-передвижников, а теперь исчезли, как исчезли, например, великие композиторы, гениальные премьеры во МХАТе или тишина в Москве.

Другой такой, как Ксанка, не было во всем квартале 798 дробь восемь-бис. В нее были влюблены 72,5 процента десятиклассников, из них четверо - очень серьезно. Это подсчитал Нема Изюмов, который относил себя к оставшимся 27,5 процента и потому мог рассуждать трезво. А в конце первой четверти мы заметили, что Вадим Николаич, когда вызывает Ксанку, краснеет, деревенеет и грустнеет - просто смотреть невозможно.

Впрочем, я забегаю вперед... Теперь вы, наверное, думаете: эта красавица Тараканова была двоечница, а похожий на грача Баранцев - выдающийся отличник. Вот и не так. Отметки у них были примерно одинаковые. Ксанка, если не знала чего по существу, как-то угадывала, чего от нее хотят, и эта способность вывозила ее в трудные минуты. Баранцев, конечно, мог учиться даже на шестерки, но не учился. Во-первых, в отношении некоторых обыкновенных вещей у него были странные заскоки, и переубедить его было невозможно. Женька, например, не понимал, для чего нужно доказывать теоремы. Он утверждал, что человек рождается с понятием, чему равна сумма квадратов катетов, - это безусловный рефлекс. Но у некоторых он просто еще не прорезался. А по литературе он так отвечал: "Образ Луки. Не производит сильного впечатления. Образ Давыдова. Давыдова я уважаю". И все. И ни слова. И наводящих расспросов не принимал просто не понимал, чего от него хотят.