Лилиана Розанова - Две истории из жизни изобретателя Евгения Баранцева

Жаль - Баранцев не видел. Но он уже ничего не видел: он вглядывался и вслушивался в нечто неведомое нам. Не знаю уж, что представляется людям, у которых половина учебников математики ушла в безусловные рефлексы и освободившаяся голова может выдумывать, что хочет. Виделись ли ему туманные потомки в крылатых одеждах, или беззвучные перемигивания электронных ламп, или поблескивающие, сливающиеся вдали, словно рельсы, ряды небывалых формул, - не знаю. Во всяком случае, я дернула Ксанку за руку, и мы тихо-тихо вышли из подвала, твердо уверенные, что история с модами только начинается.

Действительно, назавтра, на переменке, Баранцев говорит:

- Я обдумал эту штуку. Эта задача не имеет алгоритма. Тут можно попробовать принцип Дриппендроппена и работать в вероятностном режиме с беспорядочным статистическим подбором, а дальше экстраполировать по Мюмелю.

- Понятно, - нахально сказала Ксанка.

- В общем это интересно, - продолжал Баранцев. - Попробую. От вас требуется информации: от древнего Египта, ацтеков и шумеро-вавилонян до наших дней. Понимаете? Параметры платьев, диаметры шляп и каблуков, всякие там оттенки и другие ваши тонкости. Эвересты информации. Сделаете?

Мы поспешно закивали. Женька пошел, но обернулся.

- Да! На десять лет вперед не предскажется.

- А на сколько предскажется? - спросила Ксана. - На будущее лето предскажется?

- При прогнозе на ближние срони, - сказал Баранцев, - ошибка по отдельным деталям составит пятьдесят-шестьдесят процентов. На пятьсот лет вперед - еще туда-сюда. А вообще лучше на тысячу.

- Господи! - воскликнула Ксана. - Неужели на тысячу лет вперед легче предсказать, чем на десять?

Женька поморщился.

- Долго объяснять. Решайте: тысяча лет - устраивает?

По Ксаниному лицу пробежали, сменяя друг друга, разочарование, растерянность, краткое раздумье и, наконец, гордость.

- Тысяча лет! - прошептала она. - С ума сойти... Тысяча!

И началось... И пошло!.. Теперь вместо кино и катка, вместо сна, еды, уроков и мытья посуды, вместо чтения "Антологии современной фантастики", наконец, я рыскала по музеям и библиотекам.

Моя бабушка переводила Ксанке первый в истории модный журнал - "La derniermode" 1873 года издания:

- Pendant cette saison les decolletes les plus piquants seront les plus francs. О! Ах, Ксюша, представь, мадам Маргернт де Понти предлагает декольте с кружевным бантом!

У Ксанки появился новый поклонник - студент с истфака, некто Рома, изысканный и томный молодой человек. Когда бы Ксанка ни выходила из школы, он ждал ее на углу.

- Видите ли, Ксаночка, - говорил он, прижимая к своему боку ее локоть, буржуазные ученые выдвинули несколько, с позволения сказать, "теорий" происхождения одежды. Они, например, пытаются объяснить ее возникновение чувством полового стыда. Это же - ха-ха-ха!..

Володька Дубровский, у которого обнаружилась тетка-уборщица в Доме моделей, приводил Ксанку на закрытые просмотры и срисовывал для нее уникальные образцы.

Брат Немы Изюмова делал фотокопии ценных рефератов по истории вопроса.

А Вадим Николаич - вы представляете! - в воскресенье, накануне Ксанкиного дня рождения, слетал в Ленинград и купил в Эрмитаже репродукции всех картин, на которых женщины были хоть во что-нибудь одеты.

Последним эпизодом Ксанка любила прихвастнуть при случае. Правда, обязательно добавляла, доверительно понизив голос:

- Только ты никому, ладно? Никто из них не вникал, зачем Ксане все это понадобилось. Каждый, как мог, зарабатывал ее улыбку. Собственно, полностью в курсе дела были мы трое. Баранцев ушел в вычисления и только покрикивал на меня: мол, недостаточно быстро поставляю информацию. От Ксаны толку было мало; впрочем, ее слово было впереди, на последнем этапе: она должна была явиться на наш школьный: выпускной бал во всем блеске моды. Тридцатого века! Я, в, этом смысле в расчет не: шла. Понимаете! какую-нибудь завтрашнюю пуговицу или послезавтрашний воротник я бы, пожалуй, рискнула на себя нацепить. Но Трехтысячный год! Нет, такое было по плечу только Ксане Таракановой. А мне просто ужасно интересно было узнать, что из этого получится. И нравилось сидеть по вечерам в подвале, смотреть на взъерошенного Женьку и следить за колдовским бегом зеленых огней по панелям "Бескудника-Первого".

- Рукава! - бросал мне Женька.

Я запускала в хитроумную, конструкции Баранцева, картотеку длинную спицу нашей ночной сторожихи тети Гути, и все, что изобрело человечество в смысле рукавов, зафиксированное на перфокартах, само собою вытряхивалось из картотеки и веером раскладывалось на стол перед Баранцевым!