Лилиана Розанова - Две истории из жизни изобретателя Евгения Баранцева

А по обе стороны от него стояли взволнованные скрипачи и неслышно били смычками по струнам своих скрипок.

Все исчезло и смолкло разом, как появилось. В полной темноте мы услышали щелчок - потом я понял, что это Баранцев перекинул тумблер вправо.

- Спой, Сёма, нам песню, какую хочешь, - сказала Женщина, у рояля.

Немка повеселел, набрал воздуху и грянул:

Когда я на почте служил ямщиком,

Был молод, имел я силенку...

Лицо Женщины заполнило поле зрения, глаза ее были закрыты, но что-то мучило ее, какое-то неуловимое воспоминание: вздрагивали брови, и морщины сходились на переносье.

Сначала я в деле не чуял беду,

Потом полюбил не на шутку...

Мы увидели человека, сидевшего на корточках перед чемоданом. Это был тучный, немолодой мужчина, и сидеть на корточках было ему непривычно.

Оставаться с тобой хоть на день, хоть на час, - говорил он с придыханием, судорожно уминая в чемодане рубашки, - это самоубийство... Самоубийство!

Женщина слушала его, прижавшись к стене; нечетко мелькнул силуэт ее большой, полной фигуры.

- Самоубийство для всего! - говорил он, захлопывая крышку и клацая замками. - Для меня как личности, для моего творчества, для всего, что я еще могу сделать в отпущенные мне годы!

- И это говоришь ты! Мне!.. - простонала Женщина.

- Я! Тебе! Лучше поздно! - с силой сказал он, распрямляясь и потирая затекшие ноги.

- Ты снова станешь ничтожеством, - отчеканила она. - Что ты сможешь без меня? Ты станешь пустым местом. Кто вообще тебя сделал?

- Замолчи! Я глохну! - крикнул он. - И еще радио это орет, черт бы его брал!

- Пусть! - тоже заорала она. - Уходи! Пусть поет радио!

Под снегом же, братцы, лежала она.

Закрылися карие очи!

Ах, дайте же, дайте скорее вина.

Рассказывать больше нет мочи.

Немка кончил. Женщина за роялем открыла глаза.

- Иди, иди, мальчик, - сквозь стиснутые зубы сказала она. - Иди и позови следующего,

...Появились Нёмкина мама и Нёмкин папа. Засовывая бумаги в портфель из крокодиловой кожи с монограммой, Женщина говорила им:

- К сожалению, не могу вас поздравить. Ваш ребенок не без способностей, но у нас был конкурс девятнадцать человек на место, сами понимаете.

- Да-да... - рассеянно улыбнулся Нёмкин папа и спросил, слегка наклонившись: - Ты хочешь стать музыкантом, сынок?

Немка перевел глаза с крокодилового портфеля на блестящее платье и вздохнул освобожденно:

- Не-а...

- Ну, будет инженером, - сказал Нёмкин папа. - В наш век, знаете...

И все кончилось. Погасло, затихло. Баранцев включил свет, и некоторое время мы сидели молча.

- Чепуха какая-то, - не очень уверенно заговорил, наконец, Константин. Выходит, если бы ты...

- Вот какой однажды был случай, - быстро перебил Немка. - Мальчик плакал, плакал, а ему дали сладенького на ложечке, он и успокоился, - как это сказать одним словом?.. Стих - от - варенья...

- Неужели ты детских песен не знал?! - закричал я, - Что это за песни идиотские для шестилетнего ребенка!

- У нас такая пластинка была, - тихо сказал Немка. - Она и сейчас жива, и я ее очень люблю: с одной стороны "Раным-раненько", а с другой "Когда я на почте...".

- Крайне любопытно, - вступил профессор Стаканников. - И что вы чувствовали, Изюмов, в процессе сеанса? Болевые ощущения? Подергивание конечностей?

- Ничего. Никаких, - ответил Немка.

- Гм... 0-очень интересно, - продолжал Стаканников. - Но: между прочим, я еще в сорок шестом году высказывал... М-м-м... да. Разрешите-ка, я сам попробую, молодые люди.

И, сев поудобнее, он надвинул электроды на уши.

Мы увидели длинный коридор, из тех, что одним концом выходят на лестничную клетку, а другим - упираются в пахнущий винегретом и дустом буфет. По обеим стенам его шли двери с надписями: Аудитория No...", возле урн стояли курильщики, и группа девушек, обняв друг друга за плечи и образовав кружок, обсуждала нечто не слышное нам.

- Привет, - сказал молодой, но не слишком, человек, подходя к другому молодому человеку, подпиравшему стену и рассеянно листавшему толстый журнал.

- Здорово, - отозвался листавший и, подняв голову, оказался Стаканниковым, лет на тридцать моложе нынешнего.

- Веселенькие новости, - продолжал Другой Молодой человек, встряхивая руку Молодому Стаканникову. - Ты знаешь, кого назначили? Этого скотину Турлямова.

- Ну да! - сказал Молодой Стаканников.

- Я только из академии: приказ подписан. Ты понимаешь, что это означает?

Оба закурили, глубоко затягиваясь.

- Новая эпоха, - горько улыбнулся Молодой Стаканников.