Дашка очнулась, заверещала, скатилась на пол и, продолжая верещать, зашлёпала, дура, к своему сарафану, одёргивая на бегу сорочку. Будь я в постели, я бы её придержал, и всё бы обошлось, потому что опричники, не обращая на нас никакого внимания, устремились к противоположной двери - в трапезную. Но один из них в длинном прыжке налетел на Дашку и грохнулся на пол, второй запнулся за первого и тоже упал, остальные притормозили, огляделись и обнаружили меня.
- Вот он! - радостно заорал один из них знакомым голосом и указал на меня дубинкой. - Так я и знал: уже читает!
Сунув парализатор в кобуру, он подбежал ко мне, выхватил книгу и сразу отпрыгнул.
- Шестьсот первая! - сообщил он, мельком глянув на страницу, и швырнул книгу через плечо. Она шлёпнулась где-то между ларями.
- О Господи, - сказал я. - Здравствуйте, Харитон Кузьмич. Что случилось? Я вас не сразу узнал.
Ибо это действительно был Харитон Петин - и узнать его было действительно трудно. У него был обширный синяк под левым глазом, правая бровь начисто отсутствовала, а вся правая щека, висок и даже кончик носа покраснели и жирно лоснились, как это бывает после сильных ожогов. Зато вместо оранжевого кивера у Харитона Петина была оранжевая треуголка, а верхний брандебур его полукафтанья был посеребрён. Ей-Богу, не хотел бы я служить в организации, в которой продвижение по службе сопровождается - или предваряется? - столь серьёзными повреждениями лица!
Новоиспеченный сотский, не ответив мне, победно огляделся и сделал короткий жест. Опричники - их было человек двадцать - окружили меня плотным полукольцом и взяли на прицел. Лица их были напряжены. Они чего-то ждали от меня и боялись. Ушибленная Дашка, всхлипывая и зачем-то присев за ларем, натягивала сарафан. Я ничего не понимал. Я снова ничего не понимал...
- Да где они там, эти шпаки?.. - нервно спросил один из державших меня на прицеле и посмотрел на взломанную дверь.
- Не отвлекаться! - рявкнул Петин и тоже оглянулся. - Уже садится.
Я тоже оглянулся. В проёме мутно голубело небо, тусклое марсианское солнце играло на луковках многоглавой церквушки, словно срисованной из детской православной Библии, а рядом с нею стоял большой грузовой винтоплан с эмблемой опричных вооруженных сил СМГ. Ещё один винтоплан, поменьше, заходил на посадку.
- Вы можете мне объяснить, в чём дело? - спросил я Харитона. - Я арестован? За что?
- Помолчи, - рявкнул он. - Скоро узнаешь.
- Они ведь боятся, - сказал я. - И могут нажать на спуск.
- Могут, - согласился Петин. - Вот я и говорю: помолчи.
- Даже так? - разозлился я, сел прямо и запахнул кафтан. На этом стуле, оказывается, можно было принять весьма внушительную позу. Видимо, он для того и был предназначен. - И давно мы на "ты"? - осведомился я.
- Со вчерашнего! - Петин нехорошо усмехнулся и дёрнул обожжённой щекой.
- А-а! Так значит, это ТЫ кувыркался над Пустошью?
Петин опять усмехнулся и положил правую ладонь на рукоять шпаги. (Вообще-то, по чину ему полагался тесак - видимо, чинопроизводство было настолько спешным, что тесака не нашли и всучили шпагу).
- К офицеру Тайного Приказа, - произнёс он наставительно, - надлежит обращаться на "вы", с добавлением "ваше благородие"! - Поиграл пальцами на рукояти и добавил: - Между прочим, клинок серебряный.
- Смерть вурдалакам! - понимающе кивнул я. - И много их у вас тут на Марсе?
Петин не ответил.
- Харитон Кузьмич! - нервно позвал тот, который беспокоился отсутствием шпаков. - А, Харитон Кузьмич!
- Чего тебе? - оглянулся Петин.
- Кажись, он уже начинает.
Петин подозрительно уставился на меня и наполовину вытянул из ножен клинок.
- Что чувствуешь? - спросил он, глядя на меня, но обращаясь к нервному.
- Палец онемел. И уже вся рука немеет. Если что, нажать не смогу - да и толку-то! - В голосе его прорвались нотки уже не просто нервные, а панические.
- Три шага назад! - скомандовал Петин, видимо, тоже запаниковав. Всем три шага назад!
Опричники с поспешностью выполнили команду. Четверо из них, сделав только два шага, упёрлись в перину, а нервный на третьем шаге запутался в ворохе царских одежд и упал. Падая, он взмахнул руками и всё-таки сумел нажать на спуск.
Мне ещё ни разу не доводилось испытать на себе действие парализующего луча. Но по рассказам тех пациентов Чукотского санатория, которые пытались бежать, я знаю, что это очень болезненно. Поражённые мышцы, прежде чем онеметь, сокращаются настолько резко, что возможны переломы костей, не говоря уже о порванных связках. Лет десять тому назад (вскоре после беспорядков на Умбриэле) Совет Безопасности при Организации Объединенных Миров Земли и Диаспоры, по инициативе Комитета ООМ по правам человека, запретил использование этого оружия, как бесчеловечного. Русский Марс был один из немногих миров, ещё не успевших ратифицировать межмирное соглашение...
Читать дальше