Александр Рубан: Сон войны

- А в титанах? - подал голос Сима.

- Титаны пусты. Утренний чай был последним: по расписанию мы в шесть вечера должны быть на месте.

- Но почему... - Мне пришлось сглотнуть подступивший комок, чтобы продолжить. - Разве это надолго? Что случилось?

- Посмотрите в окно, - Олег пожал плечами, - и вы узнаете все, что знают другие.

- Война?

(Не знаю, кто задал этот вопрос - я, или Сима. Кажется все-таки, я.)

- Сомневаюсь, - ответил Олег. - Хотя есть и такая версия.

- Версия... - повторил я. - Почему версия? У вас что, нет никакой информации? А проводники что говорят? А радио?

- Проводники заперлись в бригадирском вагоне и уже четвертый час заседают. Поездное радио передает баллады Алексея Толстого вперемешку с русскими плясовыми. Поэтому информации нет, одни слухи. Если хотите, могу изложить.

- Валяй, старик, - сказал Сима. - Время терпит.

- Хорошо. Версий множество, я перечисляю основные...

Основные версии Олега сводились к:

а) Авария. Впереди столкнулись два состава. Если бы это было так, мы бы давно двинулись обратно в Березино и перешли на запасный путь. ("И ворон не видать, - заметил Сима. - Со всех сторон летели бы".)

б) Березино отделилось от Бирюкове - а наш состав оказался на спорной территории. Пока две мэрии не договорятся, где ставить таможню, нас не пустят ни туда, ни обратно. Вполне похоже на правду - особенно если вспомнить, что Березино находится в Тунгусии, а Бирюково в Корякии. (Так решил Сима, но, по-моему, напутал: Корякия где-то не здесь...)

в) Военные проводили некие жутко секретные испытания. У них взорвалось не там, где надо, а нам не повезло: попали под воздействие. Теперь нас объявили подопытным материалом и будут изучать последствия.

г) Изучать нас действительно будут, но никакие не военные, а гончепсяне - гуманоиды из созвездия Гончих Псов. Светящийся дискоид со щупальцами, который ночью видели две женщины и один мальчик из девятого вагона, был на самом деле побочным эффектом пространственной свертки - так что теперь мы от всего отделены. Солдаты никакие не солдаты, и "шилки" никакие не "шилки". То и другое - муляжи, наскоро сооруженные гончепсянами для правдоподобия. Заметили, что скоро полдень, а солнца не видно? То-то! (Эту версию Сима никак не прокомментировал. Выслушал молча, приоткрыв от внимания рот, и даже не чесался.)

д) Все это выдумки - а на самом деле китайцы тридцать лет готовились и вот наконец напали. Ничего не слышно, потому что фронт пока еще далеко, но вся прифронтовая стокилометровой ширины полоса взята в режим.

е) Это все жиды! ("И кацапы с чурками".)

ж) Не жиды, а жидов, потому что давно пора. Россия для русских!..

з) И это еще далеко не все, потому что версия о гончепсянах имеет бессчетное множество вариаций, более или менее трансцендентных: все различные сдвиги во времени, параллельные пространства, раскрепощение сатанинских или божественных сил и даже - неуклюжесть одряхлевшего тибетского далай-ламы, задевшего локтем тот самый заварочный чайник (сработанный из сардониксовой скорлупы яйца Дунги-Гонгма), в котором содержится наша Вселенная...

- Про гончих псов ты клево загнул, - заявил Сима. - А только вертухаи настоящие, гадом буду. Глянь, как стоят!

Мы глянули. Картина за окном вагона была все та же, только цепочка солдат вроде бы стала погуще. И беззвучная суета возле "града" (если это был "град") прекратилась - теперь его стволы смотрели не прямо на нас, а в сторону, туда, где была голова состава.

- Надо как-то добраться до проводников, - сказал я.

- Что ж, попытайтесь, - согласился Олег. - Мы пытались.

- Они в каком сидят? - спросил Сима.

- В пятом, - ответил Олег. - Через один после ресторана. Но тамбур закрыт. Еще хорошо, что ресторан с нашей стороны.

- Точно, - сказал Сима. - Жрать захотят - откроют. Идешь, Петрович? Я пошел!

Я наконец нашарил свои туфли (они оказались под Симиным рюкзаком) и молча стал обуваться. Этого типа, видимо, придется терпеть. И, может быть, долго.

- Танюха, мы твою сумку возьмем, - сообщил Сима. - Ты застегнись, не смущай Петровича.

Ну, хам и хам!

Уже выпустив меня из купе и выходя сам, Серафим Святый вдруг сделал широкий жест.

- Там, - сказал он, полуобернувшись в дверях и тыча рукой на свой рюкзак под столиком, - шмат сала, яблоки, печенье и два пузыря сухача из падалок. Это мое, дозволяю присовокупить. И еще мак в торбочке, три кило, но это родичам передали... Пошли, Петрович!

"Все равно хам..." - подумал я не очень уверенно. И, как бы специально для того, чтобы не оставить у меня ни малейших сомнений в его нутряной сути, Сима, еще не до конца задвинув дверь, сунулся губами к щели и проговорил: