Владимир Рыбин: Дело об убегающих звездах

Чуприн шел и зевал, торопя время, представляя себе, как придет домой, скинет сапоги и завалится спать. Он зевнул в очередной раз и резко захлопнул рот: за его спиной послышался четкий и ясный стук сапог. Оглянулся и никого не увидел: улица была пуста, слабо поблескивала отражениями зари. Успокоившись, Чуприн снова пошагал по асфальту. И сразу же снова услышал шаги. Выждал немного, резко оглянулся, и опять никого. Это было уже черт знает что. И вообще все вокруг казалось каким-то странным. Куда-то попрятались обычные ночные парочки, и таксисты словно бы объезжали эту улицу, и тишина висела такая, какой он никогда и не слыхал. Только где-то далеко-далеко надсадно, по-волчьи, выла одинокая собака.

Так он и дошел до своего дома, никого не увидев.

Наскоро ополоснувшись под краном, Чуприн по-детски с головой залез под одеяло и уснул. Проснулся, как ему показалось, сразу же от дикой песни под окном:

- Ой, бел мороз,

Белая метелица.

Много моли развелось

Пиджаки шевелятся!..

Ночная компания прошла, и сразу же песня приглушилась, загороженная домами. Но Чуприн уже не мог уснуть, ворочался и почему-то все думал о нелепой песне. Вдруг ему почудилось, что тужурка, висевшая на стене его холостяцкой комнаты, повела плечами, словно бы поежилась, а потом начала попеременно махать рукавами, как на строевых занятиях. Чуприн сам удивился, что ничуть не испугался этому, встал, вынул из кармана удостоверение личности, отнес тужурку на кухню и захлопнул дверь.

Всю эту ночь он то засыпал, то просыпался, снились ему хороводы бабочек моли, белыми звездочками кружившиеся в ночном небе. Чуприн подпрыгивал, хлопал ладошами, стараясь поймать хоть одну, но бабочки ускользали меж пальцев, и получалось, что он не охотится, а аплодирует...

Несмотря ни на что Чуприн проснулся бодрым. Как всегда, наскоро помахав руками и проглотив свой неизменный утренний бутерброд, то есть отдельно кусок хлеба с чаем и отдельно кусок колбасы с чаем же, он сел к столу, заваленному учебниками, и... стал смотреть в окно. А за окном было лето, девушки ходили насквозь прозрачные, спасаясь от солнца под цветастыми зонтиками. Чуприн вздохнул и потянулся к окну, чтобы задернуть занавеску, отгородиться от соблазнов. Но вдруг увидел свою Нюру под руку с каким-то немолодым гражданином, одетым не по-летнему - в черный костюм с галстуком.

Чуприн оделся, как по тревоге, за одну минуту. Выскочив на улицу, бодро прошел два квартала. Бежать в милицейской форме было никак нельзя, это привлекло бы к нему внимание всей улицы, а Чуприну хотелось незаметно пройти за Нюрой, выяснить, с кем это она и чего это, не стесняясь, ходит с другим под его окнами. Нюра ему нравилась, потому что была красива. Но красивые всем нравятся. Это было ее достоинство, и это же был ее недостаток. Чуприн был человеком трезвого склада ума и принимал ситуацию как должную. Но трезвый склад ума не освобождал от мук душевных, скорее даже усиливал их. Как сдерживание реки плотиной усиливает напор воды.

Парочка остановилась на тротуаре как раз в тот момент, когда Чуприн переходил площадь. Он заметался, оставшись в одиночестве на середине площади, и, не придумав ничего лучшего, встал в позу регулировщика. Но машин, как назло, ни одной не было. Покрутившись на месте, Чуприн решил, что все равно нехорошо, и напрямик пошел через площадь. Но пока он крутился, Нюрин ухажер куда-то исчез. И, что совсем уж было странно, Нюра вроде бы совсем не замечала Чуприна, плыла по тротуару своей легкой, как у балерины, походкой.

Эх, Нюра, Нюра, неужели новый знакомый так поразил тебя, что ты перестала замечать старых друзей?! Вопрос этот гвоздем воткнулся в душу младшего лейтенанта милиции. И Чуприн со свойственной ему решимостью собрался теперь же дознаться ответа. Он заспешил за Нюрой, чтобы догнать и посмотреть в ее чистые, всегда удивленные глаза. Но, как ни торопился, не мог догнать, Нюра словно бы и не спешила, а расстояние до нее все не уменьшалось. Зачем-то она свернула в улицу, ведущую к еще не застроенному пустырю, не оглядываясь, пересекла пустырь по извилистой тропе и оказалась на бог весть какой дальней окраине города. Тут было совсем безлюдно, и Чуприн решился наконец побежать бегом. Но Нюра вдруг сама остановилась и повернулась к нему, прижавшись спиной к забору. От неожиданности Чуприн опустил глаза, а когда поднял их, не увидел Нюры. Не было ее ни справа, ни слева. Оставалось предположить, что она каким-то образом в один миг перепрыгнула через забор. Чуприн ринулся к тому месту, где только что была Нюра, заученным, как на тренировках, движением вскинул ногу, подпрыгнул, схватился за верхние доски забора и... едва не упал: доски были нестерпимо горячими, словно их только что вынули из печки.