Дмитрий Сафонов - Радио Судьбы

Попов отдернул руку, чересчур резко, и почувствовал, что теряет равновесие. Он закачался и замахал руками, чтобы не упасть.

Голос в голове сорвался на визг:

«Держись!»

Попов изогнулся всем телом, перенося центр тяжести назад. Он не мог полагаться на обманчивое зрение, словно кто-то запретил ему доверять дрожащим картинкам. Руки беспомощно крутились в воздухе, как лопасти вертолета, но они не могли удержать извивающееся тело на весу.

Сколько это продолжалось, он не знал... Время перестало быть привычным, оно то растягивалось, то сжималось, как мехи гармошки. Устоять. Главное – устоять. Удержаться на ногах.

Наконец подошвы ботинок замерли, впечатались в шершавый бетон, прочно облепили каждую неровность, словно покрышки болида «Формулы-1» – стартовое полотно.

Он перестал раскачиваться, но опасался сделать шаг вперед. И эта боль в ладони – она медленно, как пожар, поднималась все выше и выше – к локтю.

Он поднял руку и сжал пальцы в кулак, горячие струйки потекли по предплечью. В голове что-то металось и щелкало, будто кто-то одновременно включал и выключал сотню выключателей.

Вдруг – бац! – все успокоилось. Боли больше не было. Рука стала тяжелой и холодной. Она больше не причиняла ему никакого неудобства, не отвлекала от главной задачи. Она осталась на месте, но теперь Попов не чувствовал ее, словно из его плечевого сустава торчала прочная и гибкая палка. Совершенный протез, снабженный хитрыми сервомоторами, заставлявшими его двигаться.

Он пошевелил пальцами – точнее, подумал, что шевелит пальцами – и уловил в плывущей двоящейся темноте плавное движение, словно пучки водорослей качались на темном дне медленной реки.

– Ха! – Это зрелище завораживало.

Он опять собрался, сконцентрировался и продолжил движение. И это действительно походило на ЗАДАЧУ, чертовски сложную задачу, учитывая то обстоятельство, что его телом управлял кто-то другой. И этот другой, видимо, ни разу не делал того, что Попов проделывал неоднократно – никогда не спускался в подземный бункер.

Сержант – точнее, его тело, повинующееся приказам извне, – медленно шагнул вперед. Спичка быстро догорала, крохотный огонек уже метался на самом кончике, но он еще не погас. И, по расчетам голоса, должен был погаснуть не раньше, чем Попов сделает то, что от него требовалось.

То же время. То же место.

Едва мужской силуэт в голубой форменной рубашке исчез в дверном проеме, как из-за кустов, росших у развилки дороги, показалась смешная, похожая на шахматную ладью, голова. Белое круглое лицо с жестким ежиком непослушных волос на макушке и оттопыренные уши выглядели комично. Очень часто люди на улице, увидев это потешное лунообразное лицо, начинали улыбаться, и тогда мальчик улыбался им в ответ.

Сейчас никого вокруг не было, ни одной живой души (если не считать папы и того человека с автоматом, который вошел в дверь белой будки), но Ваня все равно улыбался.

Он вышел из своего укрытия и долго смотрел на вход в бункер, затем обернулся и махнул рукой. При этом он поднес палец к губам и громко зашипел, как рассерженный гусь:

– Шшш!

Из-за куста показался мужчина. Достаточно было бросить беглый взгляд, чтобы понять – с ним что-то не так. Мужчина едва держался на ногах, его качало из стороны в сторону, и лицо у него было белее накрахмаленной скатерти.

– Е... шуи... – громким шепотом сказал мальчик. Это означало «не шуми».

Мужчина поморщился, крепко сжал виски и подошел к мальчику.

Ваня вытянул руку и ткнул коротким толстым пальцем в белую будку.

– Там!

– Что там? – Николай говорил с трудом, сквозь сжатые зубы. Каждое слово гулким тошнотворным эхом отдавалось у него в голове. – Зачем мы сюда пришли?

Ваня округлил и без того круглые глаза и снова зашипел на отца:

– Шшш! Е... шуи!..

– Что мы здесь делаем? Скажи мне, сынок, какого черта мы приперлись сюда по жаре, за шесть километров от дома? А? Ты же знаешь, как у меня болит голова...

Николай опустился на корточки и прикрыл глаза. Чахлые кустики не давали никакой, даже самой слабой, тени, поэтому он просто сидел, обреченно свесив голову на грудь, и бормотал:

– Хотя... Откуда тебе знать? Ты же -дебил. Проклятый дебил. У тебя просто не может болеть голова.

Мальчик стоял и внимательно слушал отца. Он знал почти все слова, кроме одного, которое слышал впервые. «Дебил». Так его еще никто не называл, а тем более – отец.

Наверное, это какая-то новая игра. «Дебил» – это, наверное, что-то вроде «рыцаря».