Дмитрий Щербинин: Пробуждение

- Как ты уже вырос, Алешечка. - голос ее был светлым, а рядом клевали хлеб белые голуби, ворковали - было очень тепло, уютно.

Все же надо было спросить про папу, и он спросил. На мгновенье какая-то тень пробежала по лицу матери, словно какое-то давнее, неприятное воспоминание коснулось ее - коснулось и тут же было унесено голубкой, которая белым облаком пролетела возле ее лица.

- Так папа же ждет нас, он на поле, он среди цветов. Ты помнишь те колонны? Так это же было пришествие весны - видишь, как она все чудесно преобразила. Ну что - пойдем ли на поле, к папе?..

- Конечно... пойдем, побежали...

И Алеша рядом с мамой побежал по этим цветущим улицам. Иногда навстречу попадались люди, тоже счастливые, тоже сияющие, Алеша улыбался им - улыбался также, как улыбался и деревьям, и солнечному свету. Он опять не замечал их лиц, он знал, что и они к чему-то стремятся, но что это, его не касается, потому что это (по крайней мере пока) только тех людей касающиеся приключения...

Но вот город остался позади, и вышли они на необычайное поле. Алеша сразу почувствовал, что именно к этому месту прикоснулась та темная, грохочущая, но оказавшаяся на деле доброй колонна. Теперь все поле было заполнено цветами, да не просто заполнено - это был живой, толщиной во многие метры, состоящий из мириадов самых различных цветов ковер. И какие это были цветы! И знакомые, и незнакомые - все они благоухали, и в каждом лепестке чувствовалась сила, которая способна была наполнить своим светом и нежным запахом целый мир. Среди всех этих бессчетных цветов одно место выделялось особенно, это место было неподалеку от берега озера, вода в котором была настолько чистой, что, казалось - это воздух немного загустел, и запустил в свои владения вместо птиц ярких, переливчатых пташек. В это месте возле озера ковер прогибался вниз, и видна была глубина на несколько метров - там тоже были цветы, но какие-то особенные, отличающиеся ото всех, бывших в иных местах - они и двигались особенно, и шептали что-то - тогда Алеша понял, что в этих самых цветах и был его отец, что именно в часть этого живого, тянущегося к солнцу ковра и обратила его та темная колонна. Это же самое понимала и мать его - она принимала это с радостью, как должное, она уже и заранее знала, что именно так все и будет. Она сделала несколько шагов, и то место, где был ее муж неожиданно приблизилось:

- Что ж ты стоишь? - спрашивала она у Алеши. - Ты тоже подойди к своему папе, поздоровайся с ним...

Алеша кивнул тем цветам, но подходить не стал - он просто почувствовал, что должен находится теперь в каком-то ином месте, делать что-то иное - он, еще не совсем уверенный, взглянул на этого, из цветов состоящего отца, и безмолвно спросил - так ли он все понимает, и он получил беззвучный утвердительный ответ. Тогда он обратился к маме:

- Мама, ты говоришь, что я подрос?..

- Да, ты очень-очень подрос, сыночек. Ты кажешься совсем уже взрослым... Но для меня ты все равно окажешься Алешенькой...

И тут не было сказано ни одного слова - никакие слова не передали бы той светлой печали которую они почувствовали в сердцах, и никто не противился, потому что все они понимали, что именно так и должно свершится - Алеша направился к городу, и тут началась новая глава в этой истории.

* * *

Город представлялся ему целым миром. Город не был постоянным, невозможно было нарисовать какой-либо его карты, ибо даже противоположные части его порою смешивались друг с другом, и всплывали там где приходилось случаем, или же течением Алешиных мыслей. Город был прекрасен, светел, он же был мрачен и уродлив - и все это могло совмещаться в одно время, и в одном месте. Пере Алешей открывались некие пейзажи, однако, он не мог бы их описать, потому что они тут же наполнялись образами - то были воспоминания о сказочных приключениях, которые он, оказывается, пережил в этих, или очень похожих местах. Везде, даже внешне замкнутых пространствах был бесконечный объем - стоило только углубить на каком-либо предмете внимание, как он становился центром некой новой картины, и все это происходило так гармонично, так все спокойно и созвучно Алешиной душе было, что он должен был бы радоваться, должен был бы парить из одного видения в другое, но нет радости не было, чего-то самого важного, без чего все это было лишь декорацией не хватало. И он не парил, он медленно-медленно шел. И тогда наступила осень. Была длинная-длинная, неведомо как далеко тянущаяся аллея, был плачущий шелест темно-желтых и бордовых листьев, время от времени надвигался ветер и в порывах его деревья выгибались, листья летели по этой главной аллее, летели и по боковым, и везде был их шепот, и тяжелое, умирающее дыхание. Многие-многие листья уже совсем потемневшие лежали на земле, над ними поднималась и медленно, как облака двигалась призрачная пелена, и хотелось лечь, погрузится в их постель, и заснуть - просто заснуть, и там, в глубинах снов, быть может найти то, без чего все-все было опустошенным, уходящим в небытие... умирающее...