Лариса Михайлова - Сверхновая американская фантастика, 1995 № 2

Я уже рассказывал о том, как человек черпает свою силу из тайного источника жизни в глубинах своего существа. Этот источник — центр человеческой гравитации, средоточие его истинной сущности. Сокрушить его невозможно, и паразиты просто не могут к нему подступиться. Все, на что они способны — это «поворовывать» из «энергопровода», который протянулся со дна сознания к его поверхности.

А теперь, пожалуй, я смогу объяснить кое-что из пережитого во время попыток проникнуть вглубь себя.

Сначала я почувствовал неожиданное спокойствие сознания. Теперь тут не было ни бурь, ни вихрей. Это от того, что сознание наконец-то стало моим — и никаких незваных гостей. Вот я и обрел свое царство.

Ничего такого я прежде не испытывал ни в снах, ни в воспоминаниях. Помните, когда пытаешься заснуть после изнурительной мозговой работы или во время приступа лихорадки, ваши мысли доставляют неприятное ощущение — мечутся, словно юркие рыбы в воде, а главное — кажутся чужими. Голова, которая призвана быть «славным владением человека», напоминает полную зевак ярмарочную площадь. А ведь раньше я и не догадывался, что зеваки эти — паразиты. И вот теперь она полностью опустела и погрузилась в тишину. Все мысли выстроились боевыми порядками, словно королевские гвардейцы на параде, и в моих силах заставить их рассчитаться и сделать шаг вперед. Теперь я был согласен с теми, кто считает, что все произошедшее с нами аккуратно хранится в памяти. Даже детские воспоминания стали такими же доступными, как и вчерашние события. Более того — в эту цепь воспоминаний неразрывно входили переживания прошлых жизней. Сознание превратилось в абсолютно спокойное море, в котором, словно в зеркале, отражается солнце, а вода настолько прозрачна, что сквозь нее просматривается дно. Мне стал ясен смысл выражения Якоба Беме: «священный день отдохновения души». Впервые в жизни я ощутил связь с реальностью. Исчезла лихорадка, сгинули кошмары, нет больше заблуждений. Больше всего меня поразила безмерная сила человеческих существ, которые смогли выжить, несмотря на ужасную завесу безумия, которая скрывала их от реальности. Выходит, человек — один из самых могучих обитателей Вселенной.

Я бродил по собственному сознанию, словно по залам замка. Наконец-то мне стало понятно, кто я такой: я — это мое «Я». Нет, это был не мой мозг, поскольку определение «мой» относится лишь к сиюминутной части моей сущности. На самом деле я был всем.

Я прошел через слои «детской», где струятся светлые потоки энергии, поддерживающей моральный баланс, — своего рода полиция нравов. Когда человек впадает в заблуждение и считает, что мир — это зло, эти потоки устремляются вверх, подобно белым кровяным тельцам, спешащим в инфицированные участки организма.

Ниже «детской» начиналось безбрежное море неподвижности. Теперь оно уже не было морем мрака и пустоты — я опускался в его глубины, наслаждаясь теплом и мерцающим светом. В нем не было препятствий, и никакая слепая злобная сила не выталкивала меня обратно.

А потом я начал постигать нечто, почти невыразимое в словах. Я понял, что дальше продвигаться нет смысла. На этой глубине находилась жизнь в чистом виде, но в то же время здесь обитала и смерть, смерть тела и разума. То, что мы называем «земной жизнью», является комбинацией чистых жизненных сил и плоти, это связка между одушевленным и неодушевленным. Я умышленно говорю «неодушевленное», потому что слово «материя» было бы неточным. Если материя существует, значит она — живая, поэтому ключевым словом должно быть «экзистенция» — существование. Никто из живых существ не в состоянии понять этого слова, потому что все мы находимся в нем. Но «существовать» не означает пассивного бытия, существовать — значит «вырваться» из небытия. Это словно крик, подтверждающий наше присутствие в мире, существовать — означает бросать вызов небытию.

Ну вот, видите — опять проблемы языка. Приходится обходиться одним-двумя словами, когда их нужно по меньшей мере пятьдесят. Я бы не стал сравнивать свое объяснение с попыткой рассказать слепому о красках, потому что никто из людей не «ослеп» до конца — у каждого случаются озарения свободы. Однако у свободы столько красок, сколько их наберется в цветовом спектре [6] Этот абзац взят из рукописи, написанной в 2005 году (М.Ф. — ВХА-3271). Мы включили его для сохранения связанности текста. Полностью эта проблема освещена в монументальном труде Остина «Жизнь. Бытие и язык» (2025–2041), том 8, главы 7–9. (Примеч. авт.) .