Лариса Михайлова: Сверхновая американская фантастика, 1995 № 2

Это облегчение испытали не все из нас. Мы ведь слишком долго боялись паразитов, чувствуя, как поднимается смутный страх со дна первичных инстинктов сознания. Самым опытным из нас приходилось быть всегда начеку и следить, чтобы новички не поддавались панике. Теперь мы понимали природу «космической лихорадки», которая нападала на человека всякий раз, когда он пытался углубиться внутрь космоса.

Но вот прошло несколько дней, и нам стало ясно: паразиты побеждены, еще немного — и они окончательно впадут в панику. Каждый день расстояние между кораблем и Землей увеличивалось на 120 тысяч миль. Теперь сокрушение паразитов было лишь вопросом времени.

Я обратил внимание, как непривычно легко мне удавалось погружаться в себя — без малейших усилий, даже глаза не надо закрывать. До меня стал доходить смысл слов Тейяра де Шардена о том, что истинное жилище человека — это его разум. Я мог переноситься по просторам своего сознания так же легко, как человек разъезжает по своей стране на автомобиле. Мне удалось проникнуть сквозь слой «детской» и опуститься до слоя «небытия». Правда, теперь я понимал, насколько далека эта область от понятия «небытие». Там действительно ощущались элементы пустого пространства — тишина, никакого напряжения, однако это была тишина океанского дна, где давление настолько сильно, что не позволяет обитать живым существам. «Небытие» — это энергия жизни в чистом виде. Впрочем, слова в этом случае теряют точность и смысл.

Десять дней мы продолжали лететь в сторону от Земли. Топлива пока еще хватало, чтобы в случае чего вернуться на ближайший искусственный спутник. Паразиты сознания почти достигли точки своей гибели — стоит ли двигаться дальше в космос, где у нас, наверняка, могут возникнуть проблемы? Мы решили отключить все электрооборудование, чтобы сэкономить энергию. Наш корабль был оборудован огромными фотонными парусами, которые развернулись сразу после того, как мы вышли из земной атмосферы, так что энергия Солнца помогала экономить топливо. Но, разумеется, фотонные паруса не помогут при возвращении на Землю — на космическом корабле «поменять галс» будет посложнее, чем на яхте. Двигаясь от Земли, мы буквально «катились», будто колесо под горку, и главным препятствием служило притяжение планет и метеориты, которые прошмыгивали мимо нас, словно крысы, — в среднем, три метеорита в час.

И мы решили рискнуть. Почему-то даже думать не хотелось о разных мрачных перспективах обратной дороги. Мы продолжали двигаться дальше и ждать, когда паразиты окончательно оторвутся от нас.

Это случилось на четырнадцатый день — никто даже представить не мог, как это произойдет. Все утро я чувствовал, как нарастают их страх и ненависть. Мое сознание становилось все более смутным и беспокойным — так я себя ни разу не чувствовал после того, как мы изменили курс. Райх и я сидели у заднего иллюминатора и смотрели в сторону Земли. Вдруг лицо его исказилось от ужаса, и волна паники захлестнула меня. Я заглянул в иллюминатор: что могло так напугать его? Обернувшись, я увидел его лицо, серое как у тяжелобольного. Райх вздрогнул, на секунду закрыл глаза — и преобразился. Он захохотал, но это был здоровый смех довольного собой человека. И в этот момент я почувствовал внутри себя жгучую боль — казалось, кто-то прогрызает мне внутренности насквозь. Причем эта агония была одновременно физической и ментальной. Я думал, что не переживу, но тут услышал, как Райх кричит мне в ухо:

— Ура! Мы доканали их, они удирают!

Ощущение было омерзительным: что-то злое и скользкое рвалось из меня. На мгновение показалось, что я ошибался, когда принимал паразитов за множество существ, — в ту минуту они были единым организмом, они — это «нечто», похожее на огромного желеобразного осьминога, у которого щупальца двигаются независимо от тела, словно каждое является отдельным существом. Невероятное чувство гадливости — как будто в моем теле долгое время обитал мерзкий плотоядный слизняк, а теперь он убирается восвояси. Я ощущал его ненависть ко мне, мощную маниакальную ненависть, которой нет названия в нашем языке.

А потом — невыразимое облегчение от того, что эта тварь наконец исчезла. Мое сердце, казалось, разорвется от счастья и радости, слезы заволокли глаза, и сквозь них лучи солнца заиграли ослепительными бликами, — как в детстве, когда я плавал под водой. Когда все прошло, я почувствовал себя выздоравливающим пациентом, которому доктор только что показал удаленную раковую опухоль.