Дмитрий Сергеев - Пациент профессора Бравина

На самом деле душа Стива Бравина была легко ранимой. В последнее время его постоянно мучила одна и та же мысль, вернее, подозрение - он не верил своей жене. Не может такая молодая и красивая женщина любить его - карлика, хотя и талантливого, но все равно карлика. Она изменяет ему, должна изменять, с этим писаным красавцем Викентом.

Викент Климон - богатый бездельник, похожим на рекламного воскового мужчину из магазина мод, - с недавних пор стал "другом" их дома. В то время как Бравин, запершись в своей клинике, проводил новые опыты, Климон приезжал за женой профессора в автомобиле нелепой конструкции, преимущество которой заключалось в одном: она не походила ни на что, ранее известное. Правда, Луиза каждый раз звонила Стиву, предупреждала, что едет развлечься. Стив неестественно любезным голосом просил передать привет Викенту, отпускал несколько легкомысленных шуточек, а после долго не мог сосредоточиться.

Глядя на розоватые и зеленые колбы с новой "жидкостью Бравина" под номером двенадцать - уже двенадцать! - он мысленно видел всегда одно и то жесчастливых любовников. Правда, потом Луиза рассказывала ему, где они были с Викентом, и жалела, что его, Стива, не было с ними. Но ведь это обычная уловка. Чаще всего измена кроется за внешними признаками искренности и доверия. Они нарочно приглашают его с собою, зная, что он откажется. Должна же понимать эта безумная женщина, как мучительно ему находиться рядом с нею на виду у людей, когда его до нелепости смешной рост будет выставлен на публичное обозрение. Она делает вид, будто не понимает этого.

Сомнения особенно сильно терзали Бравина сейчас. У него была возможность узнать правду. Стив каждый день боролся с искушением спросить у своего необыкновенного пациента про жену. Но не спрашивал - боялся правды. И не один только страх ред горькой истиной удерживал его. Жалким ничтожеством, вызывающим чувство омерзения, гадливости, представлялся он самому себе в минуту, когда его одолевал соблазн спросить мальчика о жене и любовнике. Это казалось так же подло, как если ему захотелось подсмотреть в чью-то замочную скважину.

На свидание к мальчику Стив шел с мучительной болью в душе. Он не мог смотреть ему в глаза, страшные глаза. В них навеки застыли печаль и мука, и горькая ирония - ирония малолетнего циника, рано узнавшего скрытую подлость близких ему людей. Детское сердце еще не научилось прощать. Это был cтарец с легко уязвимой душой ребенка. И странно бы слышать от него такие, совсем детские слова:

- Дядя профессор, вылечите меня. Мне тяжело, дядя. Я не хочу так много знать.

- Скоро, скоро, мой малыш, мы поможем тебе, утешал мальчика Стив. Сердце профессора замирая от непривычной боли: Пати Стен был первым пациентом, которого Бравин полюбил просто по-человечески.

Операция прошла успешно. Пати медленно выздоравливал. Первое время Бравин ежедневно навещал его. На второй день после операции больной пришол в сознание. Профессор почти не узнал его: так привык он к пронизывающему, старчески печальному взгляду, что глаза ребенка, испытывающего одну только физическую боль, показались Стиву почти радостными. Это был обычный простодушный детский взгляд. Он молил только об одном: чтобы умные добрые дяди и тети в белых халатах облегчили его страдания, помогли ему. Острое жало привязанности кольнуло сердце профессора. Он отвел глаза, чтобы скрыть слезы. В клинике еще никто не видел его слез.

Здоровье мальчика быстро улучшалось. У него появились обычные детские желания: он любил сладости и фрукты, любил, когда ему читали вслух детские книжки. Хотел видеть папу и маму. А к дяде профессору - так он называл Стива - питал особую привязанность. Он начисто забыл все, что узнал, пользуясь своим шестым чувством. Словом, Пати стал обыкновенным, ничем не примечательным мальчиком, который перенес тяжелую болезнь и выздоравливал.

И Стив перестал навещать больного. Сестра Анна Полон, добродетельная старая дева, рискуя навлечь да себя немилость Бравина, ежедневно передавала емy просьбу мальчика видеть дядю профессора.

- Теперь это уже ни к чему, - холодно заявлял Бравин.

Древовидная сестра вызывающе сердито пожала плечами. Ее поражала черствость профессора.

Но дело было не в черствости. Стив боялся видеть маленького Пати, встреча с мальчиком могла поколебать его решимость.

Бугристый участок, удаленный из щитовидной железы больного, Стив растворял в сложной комбинации из открытых им ранее стимуляторов нервной деятельности - для краткости и из законного тщеславия он называл этот препарат "жидкостью Бравина", - полученную смесь вводил в кровь крысам, обезьянам и собакам. Через семь-десять дней у подопытных животных появлялась способность чувствовать силовое поле. По его указанию Глоб Диман делал операции, и у всех животных обнаруживался новый центр в форме небольшого вздутия, точно такой же, какой был удален у Пати Стена.