Роман Шебалин - Резьба по глазу

Ты называл им любовью лишь то, чего нет, но разве она не могла это просто сказать, разве она не приснится уже никогда ни мне, ни ему; мы поделили любовь, вас я оставил ему, и уношу его боль в прозрачную бездну, и пусть он помнит того, кого нет.

* * *

Ведь он умер весною, в первых числах марта, кремирован и - снова забыт; к чему его пепел? Серому, грязному, даже не камню - бетону.

Вниз, земле, где тебя нет и не будет - нетленным серебром: в урну жадной земли, сорванным голосом из мира птицей седой, - пепел! Вниз: к земле, которую будешь любить из себя исторгая в огонь, в небеса, пялить влажные очи, не в силах которые взор твой уже сохранить: режет их дождь, вниз.

5.

Ты потеряла!..

...Уже

встречалась с

Хрусталевым?

Вы знакомы?

Мы: были

знакомы, я обещал им

нарисовать

карты, но...

Странные карты...

Ты

их видела?

но я

так и

не нарисовал, впрочем,

Аказов, кажется...

Кто это?

Ну, Аказов, - мерзенькая личность, хотя и - неплохой художник, не умер ли он?

Я думала: ты все знаешь. Значит умер... ты еще думала: после смерти люди попадают все куда-то в одно

место? Юрка! Да, Марго, после смерти... нет, про Карты: прошу:

не связывайся. Что там, объясни? Илья трясется над ними. Чушики - эти Карты! прочь! вам - мало Олега Мерлина? братка Тратотара, он же двинулся!

а спроси у Хрусталева, как умер Аказов,

явно не в приступе вселенского счастья!..

ты ведь даже

и

не представляешь:

кому - вам!

эти идиоты из "Черной Орхидеи" сделали психа - меня!

где мы теперь? недоучки, ослы! пакли-пантакли, брось! куда ты лезишь? не связывайся, выброси наш дурацкий меч и - беги! я не знаю, кто, - и почему ты, и у тебя - меч, я уже ничего

не могу - знать, но ты... я ведь любил тебя, Марго! любил!!

А ты не изменился... Что?!

Да так... опять для объяснений

выбираешь на самые подходящие места. Выбирал, теперь уже - выбирал. А что - с

мечом?

Юр, ну мне же интересно... расскажи.

А я про него

прочти ничего не знаю, только:..

Юр, ну не молчи! что же?

Да нет, ничего. ?

Нет-нет-нет: ничего; я, пожалуй, пойду?

Куда?

Домой,

понимаешь ли, Марго, домой возвращаются все, не все, правда, помнят, где - дом, мы

просто возвращаемся туда, где придумали нас,

для многих - в детство, нет, не то - земное, другое - я только теперь

это понял, самое страшное, что всегда: только теперь;

так я

пойду?

Юрка, стой,

не уходи! почему... Тебя хотят затащить в Карту! Почему ты здесь? почему ты, воскрес? нет? да? Юрка? зачем ты говорил? что - про карту? Юрка, а

мне что делать?

как ты так смог? кто ты? Юрка - кто? нет, - останься!!...

Это хлынь голубиная - далеко-далеко, ахнула, - отпустила: что случилось, голуби мои?

А ведь поздно уже. Где-то проехала машина. Город другой, постаревший какой-то, что ли...

"Ну и вляпалась же я! на кой? ради чего? у, проклятая железка!"

Стала почти ночь уже.

Пошла домой: поздно.

А дом, - на Устменской набережной, с коммуналками, где семья Тахеевых занимала две комнаты, так, что у Риты своя была, с окнами на реку. Последний изгиб Яузы и - в Москву, и только еще трамваи, церковь Николы и "высотка" с кренделями, "белочками" и "Иллюзионом".

И воздух над площадью, терпкий речной воздух.

* * *

- Рита, прости, но... ты кажется вот - потеряла.

- Хрусталев! ты что - с ума сошел!?

- Извини, я подумал: ты потеряла... и я тут узнал кое-что...

- Послушайте, если я еще раз... что Вам от меня надо? если...

- Нет, ты - послушай! меч твой, конечно, он не твой, он - эсток, когда-то - седельный, нет, вроде бы, век XV, но - этот раньше, намного раньше, один из таких мечей, ноpманский, был сделан из жала Змеи, а я не могу пока понять, почему его так ищут, или - почему еще не нашли, но... ты слушаешь?..

- Мне домой надо.

- Все-все-все, конечно, вот пожалуйста, меч, а если что-то вдруг... ну, там, если что-то... ты звони, не исчезай, а?

- Да идите Вы...

Хрусталев тут резко повернулся, взмахнул полою плаща и - бросился бежать вниз, по лестнице, к набережной. Рита проводила его недоуменным взглядом; постояла минут пять...

"Сейчас вернется."

Прошло еще пять минут. Рита подняла с мостовой меч и вошла в дом.

Э, если бы Хрусталев видел, как - она ждала его десять минут на ветру, почти ночью! Нет же, бежал по набережной.

"Змей-рыба, защити, помилуй, не молчи! души Москву, души, испей до дна ее гнилой колодец, его больное естество пусть примет твое тело, как одежда - тело человека принимает, спасать его от холода и страха, сожми Москву, дери ее и рви, въедаясь в кожу, уничтожь ее разбухшую дряхлеющую форму, губи ее, Змей-рыба, убивай!.."