Станислав Михайлов - Жемчужина

Забытье длилось недолго. По мокрому лицу растеклась вода, видно, плеснули из фляги. Я ловил языком остатки, и мне дали сделать пару глотков. Приятно горьковато, раньше такого привкуса не было…

Снова лежу на спине. А высоко в безоблачном небе… Парящий!

Святоши!

Я сделал резкое движение, пытаясь забиться под деревце, спрятаться в тощей листве туйсы, но зацепился пяткой за волокушу и упал без сил. Впрочем, уже поздно, все равно заметили…

Скрипучий смех издевкой хлестнул по моим нервам.

Предатели.

Я бросил взгляд, полный ненависти, на скалящегося Трану и поискал глазами Нарт. Она спокойно, как ни в чем не бывало, собирала что-то в чахлой траве. Нет, не собирала, ловила. Маленьких прыгунцов. Дикари их едят. Выковыривают из-под хрупкого панциря и жуют еще дрыгающимися, деликатес.

Как я мог позволить себе сомневаться в том, что меня предадут?!

Стон вырвался из моей груди, вызвав новый приступ смеха Траны.

— Айбис, — едва унявшись, сообщил он. — Айбис, сестра Армир. Ее глаза и уши. Ты чего перепугался, дурень? Думал, парящий?

И он снова хмыкнул. На этот раз, коротко.

Я оглянулся — Нарт улыбалась. Улыбка у нее оказалась неожиданно приятной.

«Она точно не из этих мест» — некстати пришедшая в голову мысль вызвала на моих губах ответную улыбку. В каком-то смысле, мы родичи по несчастью. Занесла же нас нелегкая в пыльные плоскоголовые горы, теперь шатаемся по каменистым тропкам, испытывая неведомую судьбу.

Птица, названная Айбис, плавно опустилась на одну из верхних ветвей туйсы, давая разглядеть себя получше. Я слышал о таких, но сам видел впервые. Это древние птицы, их род жил, пожалуй, уже во времена анамибсов. Они видели первых людей, пришедших, чтобы занять ничейную богатую землю и построить дома. Они встречаются в сказках как служки колдунов или сами по себе, как духи ущелий. В отличие от парящих, они лучше видят ночью, чем днем, могут различать тепло. Но почему-то со жрецами Звездного Огня их отношения не сложились: то ли не поддаются дрессировке, то ли запах святости на дух не переносят…

Называют их словом «мурикси», что означает «невидимка» на староферсейском языке, самом древнем среди наших, священном языке гимнов. Они и вправду плохо видны из-за малого размера тела, способного менять окрас, и прозрачности огромной мантии. То, что я заметил Айбис в небе — удача или, скорее, ее желание. Она хотела быть замеченной.

Другое название этих птиц — криворог. Нетрудно догадаться, почему: мощный изогнутый рог позволяет ей с большим успехом ковыряться в камнях на крутых откосах, так любимых ею, выуживая оттуда личинок, да и взрослых насекомых, тех же прыгунцов. К тому же, расколоть панцирь средних размеров корука, двенадцатилапого нелетающего поедателя улиток, для мурикси-криворога не представляет труда. По четыре внимательных черных глаза, свободно перемещающихся под прозрачной верхней кожей, дают птицам вроде Айбис прекрасный всесторонний обзор. Хотя «вроде» здесь неуместно, едва ли мне повезет встретить хотя бы еще одну такую, как она.

— Хар-рит-так-ких — раздалось с дерева грубое карканье. Ну и голосок у птички.

Я бросил вопросительный взгляд на Трану.

— Я по-птичьему не понимаю, если ты о том, — буркнул он. — Давай-ка, вон, поешь немного, теперь можно.

И он подвинул ко мне плоский камень со свернутой на нем чашкой из листа кислицы. Трясущимися от слабости руками я взял ее и осторожно надкусил. Сладкий и терпковатый сок, вязкая мякоть и узловатые упругие комочки внутри, обжигающе пряные, если раскусить, дополненные пресной, со слабым послевкусием томлина, водой. Приличный баланс. Удивительно, что дикарь знаком с мастерством приготовления пищи.

— Ешь-ешь, — словно угадав мои мысли, усмехнулся Трана, — силы-то тебе потребуются, на гору даже эта здоровая бестолочь волокушу не вытянет, сам пойдешь, ножками. А пока ешь и отдыхай.

Он взмахнул рукой, сделав какой-то жест, смысла которого я не уловил.

Птица изменила цвет, став небесно-голубой, отпустила ветку, чуть блеснула волнами мантии и буквально растворилась в вышине. Я смотрел ей вслед в немом восхищении.

— Скажет Армир, что мы близко. И что еще посидим чуток тут, вздремнем. До заката еще о-о-ох как далеко-о-о… — Трана зевнул так широко, что последние слова едва удалось разобрать. Несколько ударов сердца, и он уже спит, устроившись в тени.

Нарт улеглась прямо на солнцепеке, словно ей все нипочем.

А ко мне сон не шел.