Фредерик Пол - Врата. За синим горизонтом событий

Сны продолжались и становились все более странными и древними. «Ты уходишь в далекие времена, — говорил ей Тор. — А эта, — он вел ее к кокону, — самая древняя и потому последняя. Может быть».

Она задержалась у блестящего кокона. «Это еще одна шутка, Тор, или загадка?»

— Нет. — Он с серьезным выражением обеими руками потянул себя за бороду. — Тебе не понравится, Джанин.

— Спасибо.

Он улыбнулся, в углах печальных, мягких глаз показались морщинки. «Это последняя, которую я могу тебе дать. Может быть… может быть, Древнейший даст тебе собственный сон. Говорят, он иногда делает это, но сам я не знаю. Ни в чьей памяти такого нет».

Джанин глотнула. «Страшно», — сказала она.

Он ответил: «Меня самого очень напугало, но помни, Джанин, это только сон для тебя». Он закрыл над ней кокон, и Джанин несколько мгновений боролась со сном, как всегда не устояла… и оказалась кем-то совсем другим.

Когда-то жило существо. Самка. Но, если верить Декарту, существо было не «оно», существо осознавало собственное существование и потому было «она».

У нее не было имени. Среди соплеменников она различалась по большому шраму от уха до носа, когда умирающая добыча чуть не убила ее своим копытом. Рана зажила, но морду у нее искривило, и ее можно было бы назвать «Косая».

У Косой был дом. Несложный. Углубление в чем-то, напоминавшем папирус, защищенное бугорком земли. Но Косая и все ее соплеменники ежедневно возвращались к своим домам-гнездам и в этом ничем не отличались от других живых существ. Но в других отношениях отличались: они использовали предметы, которые не были частью их тел, для работы. Косая не была красива. Ростом чуть больше метра. Бровей у нее не было, они сливались с волосами на голове, и только нос и щеки были лишены волос. И подбородка у нее не было. На руках пальцы, но обычно согнутые, исцарапанные и мозолистые, и пальцы плохо отделялись друг от друга, не лучше, чем пальцы на ногах. Ногами она хватала предметы почти так же хорошо, как руками: ногами ей было гораздо удобнее наносить удары, удерживая добычу руками за шею. Косая была беременна, хотя и не знала этого. К своему пятому сезону дождей Косая стала взрослой и пригодной к деторождению. За свои тринадцать лет жизни она была беременна девять или десять раз и никогда этого не знала, пока не замечала, что ей труднее бегать, что выросший живот мешает ей рвать добычу, а груди снова наливаются молоком. Из пятидесяти членов общины по крайней мере четверо были ее детьми. Больше десяти самцов могли быть отцами ее детей. О том, что у нее дети, она помнила, об отцах нет. По крайней мере один молодой самец, в котором она узнавала своего сына, мог быть отцом другого — но эта мысль не обеспокоила бы Косую, даже если бы она смогла ее постигнуть. То, чем она занималась с самцами, когда плоть около ее костлявых ягодиц разбухала и краснела, никак не связывалось с деторождением. Похоже на зуд, и нужно почесаться, чтобы от него избавиться. Косая никак не могла бы определить удовольствие, разве что просто отсутствие боли. Но даже в таких терминах она мало в своей жизни знала удовольствий.

Когда в облаках взревел и блеснул огнем корабль хичи, Косая и все ее стадо бросились прятаться. Никто из них не видел, как корабль опустился на землю.

Когда трал поднимает морскую звезду с дна моря, когда лопата переносит звезду из полного ила ведра в бак, когда биолог прикалывает ее и рассекает ее нервную систему, — разве понимает морская звезда, что с нею происходит?

У Косой было не больше самосознания, чем у морской звезды. Но опыта у нее было немного побольше. Все происходящее с того момента, как от яркого света она закрыла глаза, потеряло для нее смысл. Она не чувствовала, как ее усыпил анестезирующий укол. Не знала, что ее переносят на корабль и бросают в загон с двенадцатью соплеменниками. Не чувствовала сокрушительного ускорения при взлете, не чувствовала длительной невесомости, пока они находились в пути. Вообще ничего не чувствовала, пока ей не позволили проснуться, и ничего не поняла, когда проснулась.

Ничего знакомого не было.

Вода. Вода, которую пила Косая, не была больше мутной водой реки. Она появлялась в твердом блестящем желобе. И под ее поверхностью никто не прятался, никто не мог наброситься оттуда.

Пища. Не было живых существ, которые можно поймать и разорвать. Были плоские, жесткие, безвкусные куски, их нужно было прожевывать. Они заполняли живот и всегда были доступны. Сколько бы она и ее соплеменники ни съедали, сразу появлялись новые.