Главное — Эсси. Каждый раз, как ее привозили из операционной, я сидел у ее постели; четырнадцать раз за шесть недель, — и каждый раз голос ее звучал чуть слабее и выглядела она чуть более измученной. Все в это время было против меня: дело с иском в Бразилиа обстояло плохо, с Пищевой фабрики потоком шли сообщения, пожар на пищевых шахтах продолжался. Но прежде всего Эсси. Харриет получила распоряжение. Где бы я ни был, что бы ни делал, спал или нет, если Эсси спросит меня, немедленно связать. «О, да, миссис Броудхед, Робин сейчас будет. Нет, вы его не беспокоите. Он только что проснулся». Или у него только что кончилось деловое свидание, или он как раз идет с пляжа; любое объяснение, только чтобы не дать Эсси причины воздержаться от разговора. И тогда я приходил в затемненную комнату, загорелый, улыбающийся, оживленный, и говорил ей, как отлично она выглядит. Мою бильярдную преобразовали в операционную, а из соседней библиотеки вынесли все книги и сделали из нее спальню для Эсси. Ей там было удобно. Так она говорила.
И на самом деле она вовсе не выглядела плохо. Переломы костей заживали, ей заменили два-три килограмма органов и тканей. Ей даже вернули ее кожу, а, может, трансплантировали чью-то. Лицо у нее выглядело нормально, только слева небольшая повязка, на которую она начесывала волосы. «Ну, жеребец, — обычно приветствовала она меня. — Как держишься?»
— Прекрасно, прекрасно. Немного возбужден, — отвечал я, касаясь носом ее шеи. — А ты?
— Очень хорошо. — Так мы уверяли друг друга и не лгали, знаете ли. Ей с каждым днем становилось все лучше, так говорили врачи. А я… не знаю, как сказать. Но каждое утро я просыпался полным бодрости. Мне хватало пяти часов сна. Не уставал. Никогда в жизни я не чувствовал себя лучше.
Но она с каждым разом все больше худела. Врачи посоветовали мне, что делать, и я приказал Харриет перепрограммировать повара. Эсси перестали подавать салаты. Никакого кофе и завтраков из сока; творожники , блины со сливками и сыром, чашки дымящегося какао. На ланч плов из кавказского барашка. Жареная куропатка в кислом соусе на обед. «Ты меня балуешь, дорогой Робин», — говорила она, а я отвечал:
— Только раскармливаю. Не терплю тощих женщин.
— Да, хорошо. Но еда слишком этнически ограниченная. Разве не бывает нерусских блюд, от которых поправляются?
— Подожди десерта, — улыбнулся я. — Слоеный торт с земляникой. — Дважды пропитанный девонширскими сливками. Сестра уговорила меня — психологически это убедительнее — начинать с маленьких порций на больших тарелках. Эсси все съедала, мы постепенно увеличивали порции, и Эсси продолжала их съедать. Но не перестала терять вес. Однако темп потери замедлился, и шесть недель спустя врачи, обсуждая ее состояние, осторожно признали его стабильным. Почти.
Когда я сообщил ей эту приятную новость, она встала. Конечно, оставалась связанной с аппаратурой постели, но могла сделать несколько шагов по комнате. «Вовремя, — сказала она и поцеловала меня. — Ты слишком много времени проводишь дома».
— Это удовольствие, — ответил я.
— Это доброта, — серьезно ответила она. — Мне очень дорого, Робин, что ты всегда рядом. Но теперь я почти выздоровела, и ты должен заняться делами.
— Да нет. Я и так с ними управляюсь по коммуникатору из мозговой комнаты. Конечно, приятно будет нам вдвоем куда-нибудь отправиться. Ты, наверно, никогда не видела Бразилиа. Может, через пару недель…
— Нет. Никаких недель. И не со мной. Если тебе нужно куда-то ехать, пожалуйста, поезжай, Робин.
Я колебался. «Ну, Мортон, считает, что это было бы полезно».
Она резко кивнула и сказала: «Харриет! Завтра утром мистер Броудхед вылетает в Бразилиа. Подготовьте все необходимое».
— Конечно, миссис Броудхед, — ответила Харриет с консоли в голове постели Эсси. Ев изображение исчезло так же быстро, как появилось, и Эсси обняла меня.
— Я позабочусь, чтоб с Бразилиа поддерживалась непрерывная связь, — пообещала она, — и Харриет будет все время информировать тебя о моем состоянии. Обещаю, Робин. Если ты мне понадобишься, узнаешь немедленно.
Я сказал ей на ухо: «Ну…»
Она ответила мне в плечо: «Никаких „ну“. Решено. И знаешь что, Робин? Я тебя очень люблю».
Альберт говорит, что все радиосообщения, которые я получаю, всего лишь длинная цепочка фотонов, как копье, брошенное в пространство. Тридцатисекундное сообщение — это колонна в девять миллионов километров длиной, фотоны со скоростью света в образцовом порядке несутся в пространстве. Но даже такому длинному быстрому тонкому копью требуется вечность, чтобы преодолеть пять тысяч астрономических единиц. Приступ лихорадки, от которого пострадала моя жена, летел к нам двадцать пять суток. Приказ прекратить все манипуляции с кушеткой только начал свой путь, когда пришел новый приступ, тогда на кушетку легла эта девочка, Джанин. Приступ легкий. Наше поздравление Хертерам-Холлам с прибытием на Пищевую фабрику где-то в районе орбиты Плутона встретилось с их сообщением об отлете на Небо хичи. Теперь они уже там, а наши распоряжения еще не долетели до Пищевой фабрики. За короткое время произошли два события, имевшие непосредственное отношение друг к другу.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу