Для Вэна, конечно, корабль был всего лишь привычным школьным автобусом; он пользовался им с тех пор, как был в состоянии сжать сосок двигателя. Пол никогда не был раньше в настоящем корабле хичи и несколько дней испытывал подавленность. Джанин тоже было не по себе, но в ее четырнадцатилетней жизни просто появилось новое чудо. А вот Ларви — тут другое дело. Большая разновидность таких кораблей, в которых она добыла свои браслеты. Этот корабль пугал ее.
Она ничего не могла с собой поделать. Не могла убедить себя, что это всего-навсего обычный челночный рейс. Слишком привыкла бояться неизвестного, еще будучи пилотом Врат. Она пробиралась по обширным (относительно обширным — почти сто пятьдесят кубических метров!) помещениям корабля и беспокоилась. Ее внимание привлекал не только покрытый грязью экран. Тут был и сверкающий золотой ромб, больше человека, который, как считалось, содержит в себе механизм полета быстрее света и взрывается, когда его пытаются открыть. Была стеклоподобная хрустальная спираль, которая время от времени разогревается (никто не знал, почему) и покрывается маленькими огоньками в начале и конце каждого рейса и еще в один очень важный момент.
Именно этого момента Ларви и ждала. И когда ровно через двадцать четыре дня пять часов и пятьдесят шесть минут после того, как они покинули Пищевую фабрику, спираль засветилась, Ларви не могла сдержать облегченного вздоха.
— В чем дело? — подозрительно пропищал Вэн.
— Мы на полпути, — ответила она, отметив время в своем журнале. — Это поворотный пункт. Его всегда ждешь в корабле Врат. Если достигнешь поворотного пункта, когда истрачено больше четверти запасов, ты знаешь, что они кончатся и ты умрешь на обратном пути.
Вэн надулся. «Ты мне не веришь, Ларви? Мы не умрем с голоду».
— Хорошо быть уверенным, — улыбнулась она, а потом перестала улыбаться, потому что подумала, что ждет их в конце пути.
Они притирались друг к другу, как могли, по тысяче раз в день действуя друг другу на нервы. Пол, чтобы отвлечь Вэна от Джанин, научил его играть в шахматы. Вэн терпеливо — а чаще нетерпеливо — пересказывал им снова и снова все, что мог, о Небе хичи и его обитателях.
Они как можно больше спали. В сетке рядом с Полом бродили и кипели юношеские соки Вэна. Он метался и поворачивался в небольших нерегулярных ускорениях корабля, жалея, что он не один и не может поступать так, как привык, но как, по-видимому, нельзя делать, когда ты не один. Или наоборот — хотел быть не один, а с Джанин, чтобы на ней попробовать все то, что описывали ему Крошечный Джим и Генриетта. Он много раз спрашивал Генриетту, какова роль женщины в этом соединении. Она на это всегда отвечала, даже если бывала в неразговорчивом настроении, но ее ответы ничего не давали Вэну. С чего бы ни начиналась ее фраза, заканчивалась она неизменно одним и тем же — ужасной изменой ее мужа с этой шлюхой Дорис.
Он даже не знал, чем физически женщина отличается от мужчины. Рисунки и слова не помогали ему. К концу пути любопытство победило сдерживающие навыки начавшегося окультуривания, и он начал просить Ларви или Джанин показать ему. Он даже не будет притрагиваться. «Ты грязное животное, — ответила Джанин диагностически. Она не рассердилась. Она улыбалась. — Потерпи, парень, и у тебя будет много возможностей».
Но Ларви не улыбалась, и, когда разочарованный Вэн ушел, у сестер состоялся долгий разговор. Долгий, насколько терпела Джанин. «Ларви, дорогая, — сказала она наконец, — я знаю . Знаю, что мне всего пятнадцать — ну, почти — и что Вэн немногим старше. Знаю, что мне нельзя беременеть в четырех годах от ближайшего врача, что не смогу справиться со всем тем, что последует, — я все это знаю. Ты думаешь, что я только твоя сопливая младшая сестра. Ну, что ж, да. Но я твоя умная сопливая младшая сестра. Когда ты говоришь что-то стоящее, я слушаю. Поэтому успокойся, дорогая Ларви. — Улыбаясь довольно, она оттолкнулась в направлении Вэна, потом остановилась и вернулась, чтобы поцеловать Ларви. — Ты и папа, — сказала она. — Вы меня прижимаете к стене. Но я вас обоих люблю — и Пола тоже.
Ларви знала, что Вэн не виноват. Все они отчаянно испускали запахи. И среди запахов пота и других выделений были ферменты, в таком количестве, что даже монах стал бы повышенно сексуален, не говоря уже о неопытном девственном мальчике. И совсем не вина в этом Вэна, скорее наоборот. Если бы он не настоял, они не взяли бы с собой столько воды: а если бы не взяли, то были бы еще грязнее и потнее, чем теперь, когда им хотя бы можно обтираться влажной губкой. Если подумать, они покинули Пищевую фабрику слишком импульсивно. Пейтер оказался прав.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу