Фредерик Пол - Врата. За синим горизонтом событий

Я остановился, потому что понял, что заговорился. Меня охватила печаль и беспокойство; и почему-то еще похотливость. И по выражению лица Эсси я видел, что она испытывает нечто подобное. «Это очень хорошие причины, Робин», — начала она и смолкла. Сигнальный огонь стал рубиново-красным, он вибрировал, как пульсар; потом он погас, и на экране появилось встревоженное лицо Альберта. Я не знал, что он вообще может появиться без вызова.

— Робин! — воскликнул он. — Новое лихорадочное излучение!

Я, дрожа, встал. «Но сейчас ведь не время!»

— Это произошло, Робин, и как-то странно. Оно достигло максимума, сейчас посмотрим, да, около ста секунд назад. Мне кажется… да, — он кивнул, как бы прислушиваясь к неслышному голосу, — оно снижается.

И действительно, я чувствовал себя менее странно. Никогда раньше приступ не был таким коротким и таким странным. Очевидно, кто-то другой экспериментировал с кушеткой.

— Альберт, — сказал я, — срочное сообщение на Пищевую фабрику. Прекратите немедленно, повторяю, немедленно всякое использование кушетки с любой целью. Размонтируйте ее, если это можно сделать без невосполнимого ущерба. Если это распоряжение будет нарушено, вы лишаетесь всех выплат и премий. Записал?

— Сообщение уже отправлено, Робин, — ответил он и исчез.

Мы с Эсси посмотрели друг на друга. «Но ты не приказал им свернуть экспедицию и возвращаться», — сказала она наконец.

Я пожал плечами. «Это ничего не изменит».

— Да, — согласилась она. — И ты мне сообщил очень важную причину, Робин. А нет ли других причин?

Я не ответил.

Я понимал, что Эсси думает о том, почему я так стремлюсь исследовать пространство хичи, невзирая на лихорадку и другие опасности. Она знала, что у моей причины есть имя, и это имя — Джель-Клара Мойнлин. И я иногда думал, что она не ошибается.

Где бы ни оказалась на корабле Ларви, она всегда видела серую пелену на экране. Ничего знакомого не видно, но так было и раньше, в течение месяцев.

Они в одиночестве летели к Небу хичи. Вселенная вокруг опустела, осталась только серая пелена. Они сами вселенная. Даже во время долгого полета к Пищевой фабрике они никогда не были так одиноки. На экране виднелись звезды. Даже планеты. В тау-пространстве, в котором корабли хичи просверливают свои туннели, нет ничего. Ларви видела эту серость во время своих полетов с Врат, и воспоминания об этом совсем не были приятны.

Этот корабль гораздо больше тех, что ей знакомы. Самый большой корабль на Вратах мог вместить пять человек, этот — не меньше двадцати. В нем восемь отдельных помещений. Три грузовые и заполняются автоматически (объяснил Вэн) продукцией Пищевой фабрики, пока корабль находится в доке. Два кажутся жилыми каютами, но не для людей. Если «койки», которые откатываются от стен, действительно койки, то для людей они слишком малы. Одну из этих кают занимал Вэн, он предложил разделить ее с Джанин. Ларви запретила, и он недовольно сдался, и они разместились по половому признаку: мальчики в одной каюте, девочки в другой. Самое большое помещение в математическом центре корабля представляет собой цилиндр с заостренными концами. У него нет ни пола, ни потолка, только перед контрольной панелью закреплены три сидения. Поскольку стена закругляется, сиденья наклонены друг к другу. Очень простые сиденья такого же устройства, к которому привыкла Ларви: две металлические плиты, закрепленные, как буква М. «На Вратах мы их покрывали металлической сеткой», — заметила Ларви.

— А что такое сетка? — спросил Вэн; и когда ему объяснили, сказал: — Хорошая мысль. В следующий полет тоже сделаю. Материал украду у Древних.

Как во всех кораблях хичи, приборы действовали автоматически. В ряд располагалось больше десяти колес с утолщениями: каждому колесу соответствовали разноцветные огоньки. Когда колеса поворачивали (никто не поворачивал их в полете: было хорошо известно, что это все равно что самоубийство), огоньки меняли цвет и интенсивность, и появлялись светлые и темные полосы, похожие на спектральные. Они соответствовали установке курса. Даже Вэн не мог их прочесть, тем более Ларви и остальные. Но со времени пребывания Ларви на Вратах ценой жизни многих старателей умные головы накопили много данных. Одни цвета означали хороший шанс на нахождение чего-нибудь ценного. Другие соответствовали длительности пути. Некоторые — многие — были помечены как недозволенные, потому что все корабли с такой расцветкой курсоуказателя, отправившись в пространство-быстрее-света, там и остались. Или еще где-то. Во всяком случае не вернулись на Врата. По привычке и по приказу Ларви фотографировала все изменения цвета и экрана, даже если экран показывал нечто такое, что она не могла распознать. Через час после того, как группа покинула Пищевую фабрику, звезды начали сбегаться, превращаясь в одну мигающую яркую точку. Они достигли скорости света. А потом и эта точка исчезла. Экран стал похож на серую грязь, испещренную каплями дождя.