Владимир Владко - Поражение Джонатана Говерса

Смотрители, вероятно, догадались о причинах ошибочных движений роботов на том месте, где на стене переплетались провода. Толстые канаты кабелей убрали оттуда. Робот, который стоял на этом месте, теперь работал так же точно, как и остальные.

Ровно в двенадцать часов дня Кроунти и Уинстон жадно следили за движениями роботов. И каждый день они радостно замечали, как в тот момент, когда минутная стрелка приближалась к узкой рисочке возле цифры "XII" и сливалась с часовой в одну — роботы, видимые в окно, прекращали свои движения, словно какая-то странная посторонняя сила заставляла их сделать это.

Ежедневно в движениях роботов в течение минуты, следовавшей за полднем, можно было заметить все больше странностей. Ровно через пять дней все роботы на мгновение подняли вверх левые руки, будто приветствуя кого-то в этот миг.

— Левые! Тим, левые! — восхищенно прошептал Уинстон, хватая Тима за руку.

Что он хотел сказать этим?..

Вечером этого дня передатчик Джима работал особенно напряженно. В этот вечер к Джиму Уинстону пришли два члена забастовочного комитета. Они разговаривали несколько часов подряд. Затем Уинстон и Кроунти пошли с ними на заседание комитета, где сейчас царила безнадежность. Двери были заперты — и тихо, вполголоса Уинстон известил комитет о чем-то. Это сообщение заставило членов забастовочного комитета забыть про все заботы, забыть о жалобах рабочих, забыть о безнадежности положения, — и они с новой надеждой прислушивались к взволнованному голосу Джима.

А когда с фабрики раздался хриплый гудок, возвещавший о конце работы, Кроунти сжал кулак и, погрозив им в сторону Восьмой Авеню, где в своем мраморном дворце праздновал победу полновластный хозяин фабрик и положения Джонатан Говерс, пробормотал:

— Подожди! Еще неизвестно, кто выйдет победителем из этой борьбы!

День 7 ноября был такой же мрачный и серый, как и все предыдущие. Забастовка длилась уже двадцать три дня.

А впрочем, это была уже не забастовка, а тяжелая отчаянная решимость голодных рабочих, в семьях которых господствовала безысходность и нищета. С появлением роботов исчезла всякая надежда. Говерс отказался разговаривать с представителями забастовочного комитета. Он передал им через своего секретаря:

— Надеюсь, те требования, которые вы выдвигали до сих пор, теперь устраняются сами собой. Со своей стороны могу сообщить, что работа на фабриках с роботами происходит вполне удовлетворительно. Заменить роботов живыми рабочими можно только при условии снижения заработной платы на пятьдесят центов в день.

Согласится на продиктованные Говерсом условия было невозможно. Но и бастовать дальше казалось также невозможным. На что надеялся забастовочный комитет, который поддерживал надежды рабочих и затягивал дальше эту злосчастную забастовку?..

В одиннадцать часов 7 ноября забастовочный комитет назначил общий митинг возле фабрики, где, как и раньше, дежурила полиция. Из-за стен глухо доносился грохот неустанно работавших машин. Со всех сторон по одному и группами сходились рабочие. Исхудавшие, с изможденными лицами, с потухшими глазами, — они представляли картину полного отчаяния.

Кроунти вместе с Уинстоном был уже возле наскоро сооруженной трибуны. Через каждые пять минут Тим поглядывал на свои часы: нет, стрелка слишком медленно передвигалась по циферблату!

Митинг начался, когда площадь заполнила огромная толпа рабочих. Председатель забастовочного комитета говорил недолго. Смысл его речи был такой:

— Забастовка затянулась. Никто не надеется, что мы победим. Но забастовочный комитет уверен в этом. Последнее слово будет за рабочими. Сегодня забастовочный комитет предлагает всем двинуться организованным походом на Восьмую Авеню. Мы пройдем мимо дворца Говерса, мы напомним ему о себе. Но, если это не поможет, если и после этого похода положение не изменится, забастовочный комитет решил сдать позиции и согласиться на издевательские условия Говерса.

Рабочие слушали молча: что было говорить? Часть согласилась идти походом ради того, чтобы закончить, наконец, забастовку: пусть такой ценой, но работать и спасти от голода жен и детей! Другая часть рабочих еще надеялась на что-то; однако, никто не знал, на что именно.

Кроунти дернул Уинстона за руку:

— Без пяти двенадцать! Время!

Словно услышав, председатель комитета громко крикнул:

— Итак, организовываем колонны! Сегодня, в день первой рабочей революции, победившей в великой Красной стране, одной из тех стран, где социализм уже построен, — сегодня решится наша судьба.