Владимир Владко - Голос в темноте

Четыре гитлеровских автоматчика в белых маскировочных халатах вошли в село с южной стороны и, не колеблясь, направились вдоль улицы, к площади, где в сумерках еле видны были развалины церкви и здания сельсовета. Автоматчики шли, ни у кого не спрашивая дорогу; да и спрашивать было не у кого на безлюдной улице.

Впереди, низко надвинув капюшон, шел высокий солдат. В руках он держал наготове автомат. Видимо, он знал дорогу лучше остальных, молча шедших вслед за ним. Гитлеровцы ежились от холода. Миновав несколько переулков, они оказались возле дома, в окне которого мерцал желтый огонек каганца [1] Каганец — светильник в виде плошки или блюдечка с фитилем, опущенным в сало или масло. . Высокий солдат несколько раз грубо ударил сапогом в калитку.

— Кто там? — раздался со двора мужской голос.

— Староста надо, — коротко ответил высокий.

На дворе засуетились. Отворилась калитка. Из-за нее выглянул маленький мужчина в ушанке, со взъерошенной бородкой. Увидев гитлеровцев с автоматами наготове, он испуганно забормотал:

— Я — староста. Я, господа немцы. Чего изволите?

Высокий презрительно толкнул его автоматом в грудь:

— Место спать… кушать… харашо кушать… ферштейн?..

Староста засуетился еще сильнее:

— Сейчас будет сполнено, господин старшой. У нас для господ немцев специально поповский дом приспособлен, очень хороший. И харч вполне подходящий, сальце, хлебушко белый, молочко.

— Млеко, — сказал фашист, еле шевеля замерзшими губами.

— Млеко, млеко, — обрадовался староста. — И тепло будет, натопим как следует. Пожалте, господа, я покажу куда!

Он трусцой побежал по тропинке, протоптанной в снегу. Высокий, обернувшись к спутникам, подмигнул им:

— Форвертс! — приказал он.

Через полчаса автоматчики, сбросив маскировочные халаты и шинели, сидели за столом и ели. В печи пылали дрова, закутанная в большой платок женщина принесла соломы, готовя на полу постель. А суетливый староста все еще никак не мог успокоиться. Он подходил к солдатам и подобострастно спрашивал, все время кланяясь:

— Может, господам немцам еще что-то надо? Только скажите…

Солдаты были слишком заняты едой, чтобы ответить ему. Наконец староста улыбаясь, прошептал на ухо высокому солдату:

— Если желаете развлечься, то в один момент. Водочки?.. Гм, девушек исправных?.. Только подмигните!..

Высокий повернул голову. Оглянулись и другие. Староста, ожидая ответа, предупредительно пощипывал бородку.

— Потом… потом, — ответил высокий. И, указывая на окна, приказал: — Надо закрыть этот… ставень, да? Много света улица…

— Сейчас, сейчас, — засуетился староста. Он выбежал на улицу. Через минуту застучали ставни. Потом в двери комнаты открылось маленькое окошко. В нем снова показалось лицо старосты. Он сладко проговорил:

— А если насчет развлечься, только подмигните, господа. Вмиг водочки поставлю, и все, что надо…

— Шляфен! — через плечо бросил высокий солдат

Лицо старосты исчезло, окошко в двери закрылось. Высокий все еще прислушивался. Хлопнула входная дверь. Староста ушел. Высокий пожал плечами и налил себе стакан горячего молока.

Несколько минут в комнате царила тишина. Солдаты ужинали. Высокий выпил молоко, встал, прошелся по комнате, потом вышел из комнаты и вскоре вернулся. Дрова в печке уже догорали. Высокий солдат сел у стола, вынул кисет и свернул цигарку. Заклеивая ее, он внимательно посмотрел на остальных.

— Ох и мерзавец же этот староста, — сказал он на чистом украинском языке. Второй солдат охотно откликнулся:

— Два раза, товарищ лейтенант, рука у меня чуть сама на спуск автомата не нажала. Это тогда, когда он там, у ворот, льстил. И еще…

Он не закончил, его перебил коренастый юноша, сидевший рядом:

— Первая гадина, это факт! И обратите внимание, товарищ лейтенант, у него все как по маслу. И еда для господ немцев готова, дом поповский… Плачет по нему пуля в моем автомате, товарищ лейтенант, ей-богу, плачет…

— Спокойно, товарищи! — остановил обоих высокий. — У нас другие дела, другая задача. А уж если у кого-то руки чешутся на таких гадов, то, поверьте, у меня больше, чем у вас. Я, когда еще селом шли, чего только не передумал… все знакомо… И улицы, и дома…

— Но вы же не из этого села, — заметил коренастый.