Нина Пунтус - Город дождя

Кажется, он был не в себе – его затуманенный взгляд и дрожащие руки говорили об этом.

– Я уже сказал вам, – спокойно и медленно произнёс Огонь, – это невозможно.

Мужчина выругался и со всей силы ударил рукой о косяк двери.

– Разве я прошу чего-то нереального? Разве я прошу вернуть её к жизни? – спросил он почти сдержано, хотя было видно, что это даётся ему нелегко. – Она была для меня всем: я смотрел на мир её глазами, мы дышали с ней одними лёгкими, я был привязан к её сердцу кровеносными сосудами! Она была моей Вселенной, моей правдой, моим воздухом!

Он уже кричал, его всего трясло. Потом мужчина опустился на пол и замолк, крепко обхватив тело своей жены. Я слабо понимала ситуацию, но на всякий случай приготовилась обороняться, немного отступив назад и взяв в руки громоздкую деревянную швабру, оставленную кем-то у чучела совы.

– Это музей, а не мастерская, – Огонь продолжал отвечать ему спокойным тоном. – Однако можете мне поверить, наши таксидермисты никогда не возьмутся за это. Примите мои соболезнования.

Только после этих слов я, наконец, поняла, зачем сюда пришёл этот мужчина. Убитый горем, он хотел, чтобы из его любимой женщины, которой больше нет, сделали чучело. Конечно, безумие, но я понимала его состояние: даже расставаясь надолго с любимым человеком, так трудно, наконец, попрощаться с ним, а как это сделать навсегда? У меня не получилось.

Я смотрела, как незнакомец обнимает израненный труп своей жены, как испуганно и жадно целует её бледную прозрачную кожу, а из темноты сознания медленно проступала картина Уотерхауcа “Изабелла и горшок с базиликом”: на ней молодая девушка, как восковая фигура с обескровленным лицом, застыла, обнимая горшок с цветами; в нём хранилась горькая, оплаканная несметными слезами тайна, там была погребена голова её возлюбленного – последний гниющий след бессмертной любви. Сюжет этой картины возник из трагичной новеллы Боккаччо, которую я прочла будучи ещё совсем юной школьницей. Тогда меня тронула жуткая история Изабеллы и Лоренцо, чей финал показался мне черней, надрывней и печальней “Ромео и Джульетты”. Я очень сочувствовала этой несчастной девушке, вынужденной жить с убийцами своего любимого, хранящей голову покойника в цветочном горшке (которую ей пришлось отрезать собственными руками), каждый день вдыхающей сладковато-пряный аромат базилика, страстно целующей безжизненный сосуд, постепенно теряющей рассудок и увядающей на глазах…Однако теперь у меня совершенно нет этих чувств, и я не могу их вызвать, вернуть обратно, как бы мне этого не хотелось. “Ты так сентиментальна, потому что молода, – говорила мама. – С возрастом это проходит”. Моя излишняя чувствительность всегда казалась ей недостатком. Мне говорили, что я думаю и чувствую так, потому что молода, словно, научившись владеть собой и сдерживать эмоции, сразу стану значительно старше и умней. Я была не согласна с этим и, конечно, противилась этому как могла. Мой школьный психолог, который работал со мной после смерти Андрея, утверждала, что я боюсь взрослеть. Но это было не так. Я не боялась взрослеть – я лишь боялась принять то, что не являлось моим. И всё же мама оказалась права: с течением времени во мне осталось гораздо меньше сентиментальности, наивности и романтизма, только я не вижу в этом чего-то положительного, не чувствую себя мудрей. Когда Вадим подмечал у меня эти “детские” черты, то непременно высмеивал их. “Наивность – это беззубость, – как-то сказал он. – Ели хочешь достичь успеха, надо уметь кусаться”. Я слушала этих людей, окружавших и наставлявших меня, иногда даже пыталась жить по их советам, но в глубине души всегда понимала – я другая, и свой путь должна пройти по-своему, даже если он приведёт в никуда.

– Иллюзия, – чуть слышно сказал мне Огонь, приблизившись. – Тебе нужно уходить отсюда. За той дверью запасной выход. Как только доберёшься до заправки, вызывай полицию.

– Думаешь, он опасен? – тихо спросила я, глядя на то, как мужчина монотонно раскачивается из стороны в сторону, вцепившись в тело мёртвой супруги.

– Я видел у него в кармане оружие, – ответил Огонь. – Кто знает, что от него ожидать. Ты иди, а я пока отвлеку его.

– Хорошо, – кивнула я, вернув швабру на место. – Береги себя. Я скоро!

Уже через минуту, кое-как укрывшись от нарастающего дождя под капюшоном своей тоненькой куртки, я бежала по тёмной ночной трассе. Холодный воздух проникал в лёгкие, наполняя тело бодрящей дрожью, силами и туманной надеждой. Дорога была пустынна, лишь один раз мимо меня промчался спортивный автомобиль, но его водитель и не подумал притормозить. Как оказалось, это было к лучшему. Я обнаружила эту машину спустя десять минут – она лежала посреди трассы, перевернувшись на бок; её передние и задние дверцы были открыты, но людей внутри не было. Возможно, они не сильно пострадали и отправились за помощью на заправку, до которой отсюда было не более двести метров; её радужные огни отчётливо виднелись впереди сквозь пелену дождя.