Павел Шумил - Семь дней по лунному календарю

Выглянув в очередной глазок, наложница прижала палец к губам и жестом подозвала Короля.

За стеной была небольшая комната, освещенная тусклой лампой. Мужчина и женщина занимались любовью. Король оторвался от глазка и удивленно взглянул на наложницу. Не за этим же она привела его сюда? Вновь приник к глазку, изучая детали. Одежда на стуле и оружие принадлежат стражнику наружной охраны. Женщина немолода. Судя по татуировкам - из наложниц предыдущего Короля. Что еще?

У женщины не было правой руки. По локоть!

- У нее нет руки. Ты это хотела мне показать? - спросил Король, когда они отошли на несколько метров.

- "Она обучала наложниц письму. Это запретно", - вывела в пыли на полу наложница.

- Нравы тут у вас, - буркнул Король. - Ладно, сам обучу.

- "Ты погубишь нас. Скажешь новое. Исполняющий поймет. Не губи нас."

Король по-новому взглянул на женщину.

- Почему же ты мне открылась?

- "Воля Короля. Я - послание."

Место в пыли кончилось, и они перешли на новое.

- Как тебя зовут?

- "Ута".

- Исполняющий знает о потайном ходе из спальни?

- "Этот - нет. Предыдущий знал, молчал. Этот - плохой".

- Идем назад, Ута. У меня еще много вопросов к тебе.

Прежде, чем уйти, наложница тщательно затерла надписи в пыли.

ВТОРОЙ ДЕНЬ МОЛОДОЙ ЛУНЫ

Король встал поздно. Но в отличном расположении духа. Мир неожиданно открылся с новой стороны. Теперь главными станут не дни, а ночи. Предстоящие двадцать лет больше не пугали.

За дверью дожидался Исполняющий.

- Вы хорошо выглядите, Ваше Высочество. Вы довольны наложницей?

- Не то слово, Вирдал! Не то слово! Она знает множество ночных игр. Все, что от меня требовалось - это приказать ей показать что-нибудь новенькое. Сегодня пришлешь ее снова.

- Но, Ваше Высочество...

- Такова моя воля.

- Мой слух, мой разум, моя рука.

- Кстати, как ее зовут?

- Как будет угодно Вашему Высочеству.

- Мне угодно, чтоб ее звали Ута. - Увидев, как вытянулось лицо управляющего, Король счастливо рассмеялся. - Ты просто параноик, Вирдал. Мне пришлось перебирать все женские имена, прежде, чем она кивнула. Какой вред государству от того, что я узнаю имя своей наложницы?

- Вопросы порождают ответы. Ответы порождают новые вопросы, а те порождают действие...

- Знаю, Вирдал, слышал. Воля Короля священна, не подлежит обсуждению и обязательна к исполнению.

- Так, Ваше Высочество.

- Моя воля желает узреть завтрак.

Вирдал улыбнулся и дважды хлопнул в ладоши.

Вторую возможность узреть аборигенов я тоже проворонил. Дорожка, окруженная жиденькими кустиками, делала поворот, и через эти кустики они меня узрели, а я их - нет. Только вдруг из-за кустов донесся могучий грозный рев. А вслед за этим выбежало четырехногое животное, которое влекло повозку. В повозке никого не было. Увидев меня, животное бросилось в кусты, повозка опрокинулась, какие-то детали отломились, и животное уволокло их за собой. Я остановился на месте, чтоб продемонстрировать мирные намерения, и занялся мысленной реконструкцией происшедшего. То, что животное, тащившее повозку, не было разумным, очевидно. У него копыта. Копытные способны создать гуманитарную цивилизацию, но не техническую. А повозка - это техника. Тот (или те), кто сидел в повозке, увидел меня, издал рев и напугал животное. Странно, что воздержался от контакта. Тут есть, над чем подумать. Может, он не уполномочен вступать в контакт. Может, испугался. Большеход - машина внушительная. Нет, рев был грозным и длительным. На испуганный не похоже. Ну и ладно! Вступать в контакт лучше с тихими, спокойными жителями.

Не покидая большеход, я осмотрел опрокинутую повозку. Ничего интересного. В основном, дерево, но есть железные детали. Подошел к повороту и задумался. Аборигенов не видно. Дорожка ведет совсем не туда, куда мне надо. Но - теперь я в этом убежден - дорожка ведет в населенный пункт. Можно установить первый контакт. С другой стороны, искать меня будут у обломков баркаса. А до баркаса еще топать и топать. Контакт подождет. Вот оставлю записку у обломков, что я живой и здоровый, тогда займусь контактом.

С такими мыслями я оставил дорожку и пошел через поле напрямик. Все мышцы налились болью и усталостью, а впереди виднелся лес. В нем можно отдохнуть. С утра большеход отмерил уже два десятка километров, а это вам не хухры-мухры при двойной тяжести.

Быр-Быр никогда не отличался особенной храбростью. Но, когда он пришел в трактир и затравленно огляделся, на него жалко было смотреть.