Сэмюэль Дилэни: Вавилон - 17 [Вавилон - 17. Нова. Падение башен]

— Что узнал Лорд Пламени от каждого из агентов?

— Пока он узнал, что единение делает их более способными переносить одиночество, более способными на совместные действия. Однако он еще не вполне понял, почему одиночество является нежелательным в первую очередь там, где для него оно самое желанное.

— А при чем тут поэмы?..

— Общая теория поля?..

— История?..

— Вы говорили, что если они принесут их нам до того, как их возьмет Лорд Пламени, то мы узнаем, как избежать этой роковой войны.

— Ну, — ответило Тройное Существо, — Джон и Алтер через несколько минут завладеют всеми требуемыми работами, а Лорд Пламени на другом конце империи.

— Они все-таки должны прийти сюда, — напомнил один делегат, — а империя не расстояние для существа, шагающего по галактикам за микросекунды.

— Совершенно справедливо, — сказало Тройное Существо. — Давайте подождем.

Рольф Катэм нахмурился и сказал:

— Видишь ли, Джон, я полагал, что у каждого человека есть свой ответ на этот вопрос.

— Нет! — вскричала Алтер. — Вы должны рассказать ему… нам… мне. Вы должны! Иначе для чего вы? Разве вы не понимаете, что у вас есть что рассказать?

Рольф покачал головой.

— Я не могу.

— Попробуйте, — сказал Вал с тихим, напряженным смехом.

— Кли, — сказала Алтер, — ты помнишь, как однажды, когда мы с тобой работали в цирке, ты говорила мне, как важно уметь оправдаться перед другими, как трудно оправдаться перед собой. Не знаю, если это так, то… не можешь ли ты сказать сейчас…

— Я думаю… — смущенно начала Кли, — ты свободен быть всем, чем хочешь, — математиком, историком, поэтом — всем, чем свободны быть мы.

Джон покачал головой.

— Нет, это не то. Я не дурак, я получил некоторые знания в физике, в разных других дисциплинах, но я не художник, не экономист, не ученый, и говорить, что я могу ими стать, все равно что сказать, будто я могу запрячь мух в колесницу и лететь на солнце.

За стеной с циферблатами что-то защелкало, и некоторые цвета изменились.

— Ну, а ты, электронный младенец с ленточными глистами, ты можешь ответить ему? — спросил Вал.

— Нет, — раздался лаконичный ответ. Но щелкание продолжалось. В стене открылась панель, и появились три стопки бумаги.

Рольф взял одну пачку и прочел:

— Очертания моря. Последний обзор истории Торомона. По-моему, чертовски хорошее название. — Он поднял вторую стопку. — Вот твоя теория поля, Кли.

— А что в третьей? — спросила она.

— Я просил компьютер сделать копии всех стихов Вала. — Он взял листы и повернулся к Джону: — Если бы вы были художником или ученым, я мог бы помочь вам осознать, что вы свободны делать.

— Ага, начали, — сказал Вал. — Послушаем.

— Когда вы пишете стихотворение, Вал, вы пишете его для идеального читателя, такого, который услышит все тонкости ритма, почувствует все образы, поймет все намеки и даже сумеет поймать вас на ошибках; для такого читателя вы и работаете, шлифуя каждую строчку. Сейчас, вы считаете, в этом мире не слишком много таких читателей, но верите, что хоть один да существует; даже больше, потому что из любого человека можно воспитать идеального читателя. Если бы вы не были в этом убеждены, вы не старались бы написать идеальное стихотворение. Когда Кли создает свою теорию, она пытается сделать ее как можно яснее и точнее. Она знает, что мало кто сможет прочесть ее работу и найти ей какое-то применение, но она проверяет и перепроверяет теорию для кого-то одного, кто примет всю концепцию. Так и я создаю свою историческую теорию культурных, сексуальных, эмоциональных отклонений для идеального человека, идеально прямого, без отклонений. Связать себя с этой концепцией вовсе не значит, что вы своей работой пытаетесь сделать людей идеальными. Это пропаганда, а поскольку большинство художников и ученых сами далеки от идеалов, они терпят неудачу, если ставят перед собой эту задачу. Надо понять, что человек даже в этом хаосе может быть идеальным и работать для него.

— Куда же это приводит вас? — спросил Вал.

— К свободе пытаться достичь этого идеала или же не пытаться. Но вот вам всем копии.

Вал опять засмеялся.

— Значит, машина сделает копии этих работ и для вас?

— Конечно, — сказала Кли. — А что, — сказал Джон, — любопытно посмотреть, насколько я близок к идеальному человеку.

Кли нажала кнопку, и шкафчик снова начал наполняться бумагой.

— Кли, — спросил Джон, — транзитная лента открыта с этого конца?

— Но она закрыта во дворце, — напомнила ему Алтер.