Мария Симонова: Йернские волки

Последнее высказывание Фэй удивило его, но не слишком: на протяжении бессонной ночи она пару раз уже приводила его в замешательство нестандартными попутными замечаниями. Во всем остальном это был типичный полудикий зверек Леу-Сколта: кто погладил, к тому и тянется, кто замахнулся — рискует проходить несколько дней с расцарапанной рожей. И где только набралась всех этих мудреных словечек?.. Не иначе как от тех, кто гладил. А впрочем, кто их тут, на Сколте, разберет? Два года назад Леу и Теи-Сколт оказались в зоне неожиданного фронтального удара Орды по глубинным, не имеющим стратегического значения территориям: Грим, Эликс, Сауен-Милк, Юбэ, Сколты… Планеты достались врагу, практически, без боя — дать отпор Орде в дальнем космосе не успели ни земляне, ни чарсы, вести же бои над планетами генеральная ставка запретила категорически: Двойственный Альянс был полон решимости рано или поздно вернуть себе планеты, а живые, хоть и оккупированные врагом, миры были куда предпочтительнее отвоеванных радиоактивных кладбищ. Орда, со своей стороны, рассчитывала удержать новые территории и тоже предпочитала живые миры — тем паче, что превратить их в кладбища было для нее никогда не поздно.

К сожалению, отдать планеты врагу в целости и сохранности оказалось куда проще, чем вернуть их потом себе в том же «нетронутом» состоянии. Два года ушло у объединенного командования только на разработку тактических подходов, в то время, как враг хозяйничал на захваченных территориях, периодически предпринимая наглые попытки их расширить. Терпеть и дальше в своих стратегических глубинах это осиное гнездо Альянс был не намерен и готовился уже ради внутреннего спокойствия обеих империй пойти на крупные — как территориальные так и народные — жертвы, но тут в разрушительные планы генерального руководства вмешался и пресек их научный гений, совершивший очередной скачок в области, как это ни странно, лакокрасочных покрытий. Разведывательный рейд на оккупированные планеты, в котором принимал участие Хан, был вторым из серии «удачных», и эти рейды стали возможны благодаря созданию земными учеными принципиально нового покрытия для разведкораблей. Свежевыкрашенный разведкатер становился уже подлинным спиритом — то есть невидимкой для радиолокации, теплопеленгации и еще для дюжины известных науке систем обнаружения, за исключением визуальных, но и этот дефект устранялся за счет многоцелевого защитного поля, также «прозрачного» для радаров. Оставалось только сожалеть, что чего-то подобного — в плане покрытия — ученые не удосужились пока изобрести для самих разведчиков.

Задачей первого рейда — в котором Хану, кстати, тоже довелось поучаствовать — был беспосадочный сбор информации — о расположении космодромов, баз и о местах крупных локаций Орды. Второй — вот этот самый — рейд заключался уже непосредственно в десанте — для начала единичном и разбросанном — с целью сбора общих «полевых» сведений, в частности — о статусе и свободах коренного населения — если таковое сохранилось на планете — в условиях оккупации: в дальнейшем большие надежды возлагались на активное участие аборигенов в мероприятиях по освобождению себя же от инопланетного ига. На Леу-Сколте, как убедился Хан, аборигены сохранились в больших количествах, и — насколько он понял — были они здесь предоставлены сами себе. Полностью уничтожив промышленность планеты, превратив в руины мегаполисы и ликвидировав транспортные системы и системы связи, Орда занялась здесь своей, недоступной пониманию человека, деятельностью, будто позабыв, что до нее на планете еще кто-то жил и продолжает жить и до сих пор, правда — ее стараниями — жить не больно то комфортабельно, насколько некомфортабельно можно жить при первобытнообщинном строе, имея при этом в активе богатый опыт всех последующих строев, не обременяя в то же время себя их законами. Гражданские свободы населения — впрочем, негражданские тоже — ограничивал, практически, один закон, негласно установленный новыми хозяевами жизни: население не должно предпринимать попыток вернуться в свою старую — эволюционную — нишу, а должно мирно привыкать к новой — экологической. Попытки аборигенов запустить хотя бы какие-то шестеренки в механизме загубленной промышленности не пресекались, просто все восстановленное незамедлительно и методично возвращалось Ордой обратно в состояние руин.

Столь странная колониальная политика была вполне в духе Орды, которая и сама по себе являлась довольно странным, неподвластным нормальной человеческой логике сообществом. Сформировалось это сообщество еще задолго до выхода человечества на просторы галактики, и счастье человечества, что Орда не нашла Землю до этого судьбоносного выхода. К моменту первых столкновений с Ордой землянами уже было освоено немало миров в галактике, и у них имелся достаточно мощный потенциал для достойного отпора многоликому агрессору. Многоликому — потому что Орда состояла из восьми рас, настолько между собой различных, что сама возможность общения между ними казалась вчуже проблематичной. Тем не менее все восемь рас не только общались между собой, но и говорили все на одном — и довольно лаконичном — языке. Себя они все — без различия цветов, форм и объемов — величали одрами, отчего к ним и приклеился в конце концов, с легкой руки русских, емкий социологический термин «Орда». Брать представителей Орды в плен, как вскоре выяснилось, не имело смысла: пленные расы вели себя по-разному, но одинаково неадекватно; гуманоиды обычно метались по своей темнице, как безумные, словно в поисках чего-то, неизвестно, правда, чего именно; большие многоножки — миллипиды — замирали в полной неподвижности, раззявив при этом все три пары своих слюнявых челюстей, подобрав под себя двадцать пар ног; их можно было переносить, наподобие бревен, а чтобы заставить как-то двигаться, приходилось применять электрические разряды. Все пленные гибли в течении трех суток плена без всяких видимых причин; некоторые, попав в плен, умирали сразу — это случалось, как правило, с эгзами — сферическими упругими образованиями имеющими форму светящихся золотых яиц. В плену эгзы тут же меркли, теряли ориентацию, падали, затвердевали и с этого момента уже ничем не отличались от легендарного неразбиваемого детища курочки Рябы, только Рябы уж очень больших габаритов. Что касается получения от пленных каких-то сведений — допросы людьми представителей тех рас, что оставались еще способными к какому-то общению, больше походили на беседы врачей в клинике для безнадежных психов с оными психами. Примерно тот же результат давало мозговое сканирование, плюс диагноз — что-то вроде разжижения мозгов — для тех, у кого таковые имелись. По этому поводу было выдвинуто немало версий, но общепринятой стала гипотеза роя: она объясняла многое, в том числе безумие и гибель пленных — оторванностью от общего роя. Но и эта гипотеза хромала по многим параметрам — к примеру, непонятно было, как в одном рое мог соединиться такой национальный компот, где у этого роя свиноматка, и, что самое интригующее — на что она может быть похожа, не на свиноматку же в самом деле?