Константин Ситников - Идеже потребы творяху

- А Перун согласится помочь нам? Ты же говорил, что он бог, да еще и один из величайших... - Видишь ли, - сказал дядя, - древние боги более демократичны в этом смысле. Были времена, когда многие из них жили среди людей и не гнушались помогать им, а также - если случалась в том необходимость - и принимать от них помощь. Да, да, бессмертные тоже не всемогущи, особенно когда они враждуют друг с другом. Случается и им обращаться к людям за содействием. К тому же не думай, что человеческое жертвоприношение - это такое уж заурядное событие. Жертвоприношение - или, как его называли наши предки, треба - меняет соотношение сил во вселенной. Волхвы уже второе тысячелетие творят требу Велесу, и благодаря этому Велес приобрел слишком большую силу. Перун и другие боги не могут допустить, чтобы это продолжалось и дальше. Вот почему, я в этом уверен, они вступятся за тебя и не позволят твоему отцу и его... хм, друзьям... совершить над тобой насилие. - А что, если Сергей Николаевич появится здесь, пока тебя нет? - Гунастр? Я думаю, он не отважится сунуться к тебе, пока здесь Семаргл. Гунастр всего лишь колдун, а Семаргл - бог, бессмертный. Нет, вряд ли он посмеет напасть на Семаргла без Велеса, а Велес явится на землю только послезавтра в полночь, ты же сам слышал. Но на всякий случай, - он выдвинул со стеллажа большой ящик и достал из него продолговатый костяной конус, - на всякий случай держи вот это. - Что это? - удивился я, принимая из рук дяди конус. Конус был тяжелый, жирный на ощупь, как парафин, и оставлял на пальцах меловые пятна. - Это раковина белемнита, вымершего миллионы лет назад головоногого моллюска, - пояснил дядя. - В народе такие раковины называют громовыми стрелками или стрелами Перуна, да так оно и есть в каком-то смысле. Это самое действенное средство против Велеса, какое только можно отыскать на земле. Если придется совсем уж туго, используй эту раковину как оружие. Я сунул белемнит за брючной ремень, замявшись, спросил: - Дядя, как ты думаешь, отцу совсем не жалко убивать меня? - Библейский Авраам тоже готов был заклать сына для своего Бога, но это не значило, что он его не любил... - Дядя потрепал меня по плечу и вышел из комнаты. Лежавший у порога волк проводил его взглядом из-под кустистых бровей. Я остался один на один с Семарглом. Я не знал, следует ли мне заговорить с ним или лучше помолчать. Некоторое время я мучился этим вопросом, но затем решил, что боги лучше знают, что нужно делать. К тому же я все еще чувствовал себя неважно, в голове толчками билась кровь, веки слипались. Я прикрыл глаза и незаметно для самого себя погрузился в дрему. Дядя вернулся далеко заполночь, вид у него был обеспокоенный. Он постелил мне на раскладушке в соседней комнате и помог мне раздеться. Убедившись, что со мной все в порядке, он снова ушел. Я остался один на один с Семарглом. Я не знал, следует ли мне заговорить с боговолком или лучше помолчать. Некоторое время я мучился этим вопросом, но затем решил, что боги лучше знают, что нужно делать. К тому же я все еще чувствовал себя неважно, в голове толчками билась кровь, веки слипались. Я прикрыл глаза и незаметно для самого себя погрузился в дрему. Мне привиделся отец. Он искал меня, внимательно озираясь вокруг и беззвучно шевеля губами. По движению его губ я разобрал, что он зовет меня по имени. Испугавшись, я открыл глаза, но видение не исчезло: отец продолжал искать меня, шаря вокруг себя руками. Сквозь него я видел лежащего в зеленоватом сумраке волка, время от времени поднимавшего брови и спокойно поглядывавшего на меня. Похоже, волк и не подозревал, что со мной творится что-то неладное. Я хотел позвать его, но язык прилип к гортани, и я сумел выжать из себя лишь негромкий горловой звук. И тотчас отец резко обернулся ко мне и крикнул обрадованно: - Сын! Вот ты где! А я-то уж думал, что ты не отзовешься. Послушай меня, послушай своего отца! Ты все неправильно понял. Я вовсе не хочу тебе зла... Ты должен поверить мне. Где ты сейчас находишься? А, вижу... у моего братца... и эта псина здесь... Они наверняка наговорили тебе гадостей про меня и про великого Велеса? Поверь мне, все, что они тебе сказали, - ложь. Иди ко мне, и я объясню тебе, что происходит на самом деле. Ну, ухватись за меня! - Он протянул мне руку. За ним была чернота ночи. И сквозь эту черноту я видел, как удивленно и подозрительно дернулось волчье веко... как угрожающе оскалились его желтые клыки... как напряглись передние лапы с изогнутыми когтями... Но прежде чем я успел сообразить, что происходит, мои пальцы попали в железные тиски отцовской руки... рывок... и я вылетел из мягкого кресла... из приятной теплой комнаты - в объятия ночи. Волчьи клыки лязгнули за моей спиной, и позади меня сомкнулась жирная черная тьма. Шум деревьев оглушил меня. Вокруг смутно белели надгробные плиты. В мгновение ока я перенесся из музея на кладбище! Над могилами дрожали холодные голубые огни, заливавшие все вокруг ртутным светом. В этом свете лицо моего отца казалось мертвым и страшным. Между могил к нам с неестественной стремительностью и плавностью приближались две темные фигуры. Я догадался, что они летели по воздуху. Они были в мохнатых медвежьих шкурах, на головах - высокие острые шапки, в руках - длинные посохи с загнутыми концами. Я сразу узнал в одном из них Сергея Николаевича. Вторым был толстяк с тройным подбородком. Когда они поравнялись с нами, отец выпустил мою руку, и я отшатнулся от него. - Ты обманул меня, отец! - Я должен был сделать это, сынок, - печально возразил он. - В полночь великий Велес придет за тобой. Приготовься. Он нагнулся и поднял с земли свою шапку. - Что вы там возитесь, Иггевальд? - тонким раздраженным голосом крикнул толстяк. - Чертите круг! Мы не успеваем. Велес придет в ярость, если мы не поторопимся. - Не суетитесь, Простен. И отойдите в сторонку, вы только мешаете. Толстяк сердито засопел, но отступил назад, а мой отец с Сергеем Николаевичем принялись чертить на земле большой круг посохами. Загнутые концы посохов светились жутким голубоватым светом, еще больше сгущавшим тьму вокруг. Над кладбищем собирались тяжелые грозовые тучи, дул сильный ветер, и черные деревья вокруг раскачивались все сильней и тревожней. За мной не следили. Я попятился назад и скользнул в тень. Никто не обратил на это внимания. Повернувшись, я со всех ног побежал между могильными оградами, молясь про себя, чтобы занятые приготовлениями волхвы как можно дольше не заметили моего бегства. Ветки хлестали меня по лицу, сухие сучья с треском ломались под ногами. Продравшись через густые кусты, я выбрался на асфальтовую дорожку главного входа. Теперь до кладбищенских ворот оставалось всего несколько десятков шагов. Но не успел я обрадоваться, как от ворот отделилась черная тень и направилась прямо ко мне. Бурый медведь! Огромный! Утробно заурчав, зверь легко вспорол лапой асфальтовое покрытие и широко разинул пасть. На меня пахнуло горячим смрадным дыханием. Я попятился... Но что это? В ночном небе показалось сдвоенное светящееся пятнышко. Оно стремительно приближалось. Это были огромные стрекозиные крылья, а под ними... Семаргл! С шумом рассекая ночной воздух быстро вращающимися крыльями, боговолк пронесся над воротами. Глаза у него горели, пасть была ощерена. Завидев медведя, он спикировал на него сверху и впился клыками в его загривок. Медведь, не ожидавший нападения, взревел и принялся мотать башкой, пытаясь сбросить с себя волка. Но тот лишь еще глубже вонзил клыки в лохматый загривок, вцепившись когтями в медвежью шкуру. Тогда медведь завалился на бок, чтобы подмять противника под себя. Семаргл едва успел взмыть в небо и тут же снова обрушился на страшного зверя. Но теперь медведь сумел извернуться и, махнув лапой, сбил волка на асфальт. В следующее мгновение они сцепились в один рычащий клубок. А на мое плечо тяжело опустилась чья-то рука. Обернувшись, я увидел ухмыляющееся лицо толстяка. Ухмылялась и его тройная складка под подбородком. Хватка у него была железная. Он сгреб меня за воротник, я рванулся, но яркая вспышка, вырвавшаяся из его посоха, парализовала меня. Воздух завертелся вокруг, окружив нас будто коконом, а когда кокон исчез, я увидел, что снова стою в окружении волхвов на том самом месте, куда отец выдернул меня из музея естественной истории. Толстяк встряхнул меня, словно бы для того, чтобы привести в чувство. - Отпусти мальчика! - раздался требовательный голос. Из темноты перед нами выступил мой дядя в белом одеянии. Вид у него был самый решительный, в руках - короткая палка. Откуда он здесь взялся? И почему он один? Неужели Перун не согласился прийти нам на помощь? Все эти вопросы мгновенно пролетели в моей голове, оставшись без ответов. - Прочь с дороги! - завизжал толстяк, размахивая посохом. Я извернулся и вцепился зубами в его пухлую руку. Он взвыл от боли и выпустил меня. - Беги! - крикнул дядя, наступая на толстяка. - Гунастр! - заверещал тот, испуганно отступая. - На помощь! Сергей Николаевич, оторвавшись от земли, полетел на моего дядю. Палка и посох скрестились с сухим стуком. Посыпались искры. - Полночь! - громко возвестил отец. Земля дрогнула, и я едва удержался на ногах. Продолжая колебаться, земля пошла трещинами, вспучилась в начерченном на ней круге... Огромные куски дерна отваливались от нее, с треском рвались длинные травяные корни... Раздался мучительный рев, и огромное человекоподобное чудовище с бычьей головой восстало из бездны. С хрустом оно расправило плечи, блестевшие от пота. Из крутых черных ноздрей вырывались струи пара. Налитые кровью глаза бешено вращались. Наклонив башку с выставленными вперед изогнутыми рогами, чудовище повело вокруг себя диким взглядом, выискивая предназначенную для него жертву. - Приветствую тебя, великий Велес! - воскликнул мой отец. Широкие рукава его медвежьей шкуры соскользнули до локтей, обнажив воздетые кверху жилистые руки. Бычьеголовое чудовище на мгновение остановило на нем свои мутные выкаченные глаза... затем увидело меня... Наши взгляды встретились, и я в ужасе попятился. - Громовая стрелка! - крикнул мне дядя, продолжая отбиваться своей короткой палкой от брызжущего голубыми искрами посоха Сергея Николаевича. Громовая стрелка! Белемнит! Я принялся шарить руками по всему телу. Проклятый моллюск куда-то запропастился! Мой отец едва успел отпрянуть в сторону, когда чудовище на меня бросилось. В последнее мгновение я успел нащупать костяной конус и, размахнувшись, бросил его в бычью морду. Рогатая башка мотнулась, словно по ней ударили бревном. Пенистые слюни плеснули далеко на землю, прожгли ее, как серная кислота. Всхрапнув от неудовольствия, чудовище снова двинулось ко мне. Ничто не могло его остановить! В отдалении послышались первые раскаты грома. Порывистый ветер промчался над вершинами деревьев. Тяжелые синие и черные тучи быстро сходились вместе - прямо у нас над головами. Упали первые крупные капли. В воздухе сразу посвежело, повеселело. - Сюда! сюда, Перуне! - закричал мой дядя, переходя из затяжной обороны в решительное наступление. Молния с оглушительным громом расколола небо, как чашку, ветвистыми трещинами разбежалась в разные концы. При мгновенной вспышке мне почудились в грозовой туче неясные очертания гигантской колесницы, запряженной четверкой крылатых коней. В колеснице стоял грозный воин с боевым топором в руках. Седые волосы на непокрытой голове, длинная борода и даже клочковатые, похожие на перистые облака брови развевались на ветру. Взор метал перуны. Перун! Воин в колеснице взмахнул боевым топором, но и Велес неожиданно вырос в размерах, поднявшись выше деревьев. Обхватив рукой ствол старой сосны, он легко вырвал ее с корнем, но тут же она разлетелась в щепу под ударом топора. Сверкнула молния... Чудовище заколебалось... отступило на шаг, заслоняя глаза волосатыми руками... Огненные стрелы посыпались из низкой тучи, вонзаясь в землю и впиваясь в тело чудовища... запахло паленой шерстью... Взревев на тысячу голосов, чудовище пало на четвереньки, взбрыкнуло задними копытами и провалилось в разверзшуюся под ним бездну. Сверху зашелестело, посыпало - проливной дождь встал стеной. - Проклятие! - заверещал толстяк и, вспыхнув ворохом голубых искр, исчез вместе со своим посохом. - Мы еще встретимся! - пообещал Сергей Николаевич и последовал за толстяком. - Благодарю тебя, Перуне! - крикнул мой дядя вслед удаляющейся грозовой туче. - С тобой все в порядке? - спросил он у меня. Дрожа от волнения, я только и сумел кивнуть головой. Под дождем моя рубашка промокла насквозь. Я стоял, обняв себя за плечи, и изо всех сил старался не лязгать зубами. - А где Семаргл? - спросил дядя. Я даже зубами стучать перестал. - Они с медведем там... около ворот... - Пошли! - сказал дядя и схватил меня за руку. Волка нигде не было. В кустах валялась огромная неподвижная туша бурого медведя. Асфальтовое покрытие вокруг него была вспахано когтями и залито тяжелый маслянистой кровью, еще не размытой дождем. - Ну-ка, помоги, - сказал дядя, обеими руками хватаясь за медвежий загривок. Вдвоем мы с трудом опрокинули тяжелую тушу навзничь и замерли, увидев волка. Противники сцепились в последней, смертельной схватке. Семаргл глубоко, до самого сердца, вгрызся своими клыками в медвежью грудь, а медведь, издыхая, подмял его под себя. Спина у волка была распорота в нескольким местах, одно крыло смято и изломано. В остекленелых глазах застыло удивление. Увидев их, я едва не заплакал. Они словно бы говорили: я виноват перед тобой, Руслан сын Иггевальдов, я был слишком беспечный сторож, старость притупила мою бдительность, и я позволил врагам хитростью выманить тебя из безопасного убежища. Но я смертью искупил свою вину. - Он умер? Я не мог в это поверить. - Нет, нет, мой мальчик, - ласково возразил дядя, - он же бог, а боги бессмертны. Семаргл просто ушел в другой мир, как уже давно собирался сделать... - И мы больше никогда не увидим его? - Боюсь, что это так. Он был хорошим волком... и хорошим товарищем... Мы не можем оставить его здесь... Он огляделся в поисках какого-нибудь материала для носилок, но вокруг не было ничего подходящего. - Брат, если ты позволишь... Я вздрогнул. Это был голос моего отца. Выйдя из кустов, он сбросил с плеч медвежью шкуру и постлал ее на мокрый асфальт. Втроем мы взялись за окоченевшие конечности волка и осторожно положили его на носилки. Дядя бережно расправил смятые стрекозиные крылья Семаргла, по которым ласково стучал теплый летний дождь. Мой отец снял остроконечную медвежью шапку. - Отец, - позвал я его. Но он лишь приложил палец к губам, взглядом указывая на волка, застывшего в торжественном безмолвии. Да, лучше поговорить обо всем потом. Дома. Взявшись за концы медвежьей шкуры, мы тяжело оторвали ее от земли и медленно понесли к выходу. Далеко на западе глухо ворочался затихающий гром. Из-под земли не доносилось ни звука. Во всем мире еще никто, кроме нас - троих смертных, - не знал о гибели одного из древнейших богов вселенной - боговолка Семаргла. Струи дождя стекали по моим щекам, и только теперь я с удивлением почувствовал, что на вкус они - соленые.