Майк Резник: Пифия

Айсберг почувствовал, как грудь пронзила нестерпимая жгучая боль, ощутил давление во всем теле. Он попытался скрыть свое недомогание, но не смог.

— — Вот видишь? — Она удовлетворенно улыбнулась. — Среди миллиардов вариантов будущего — когда тебе удается взорвать меня — существует один, когда сердечный приступ не прекращается, боль становится нестерпимой, и ты перед смертью осознаешь, что все сказанное мной — правда.

Боль наконец стала утихать, бледность покинула лицо Айсберга, он глубоко вздохнул и прислонился к двери, ища опору.

— Можно мне задать тебе вопрос? — проговорил он через минуту.

— Именно это и делает Пифия: она отвечает на вопросы.

— Как же они, черт побери, умудряются держать тебя взаперти? Почему с твоим тюремщиком не случился сердечный приступ или удар в подходящий момент?

— Они очень тщательно подбирают мне охрану, — ответила она. — Ни в одном варианте будущего никто из них не заболевает достаточно тяжело, чтобы это позволило мне вырваться на свободу.

— Как же они кормят тебя? Они наверняка должны снижать интенсивность силового поля в каком-то месте.

— Да, но только на очень маленьком участке, — кивнула она. — Впрочем, ты сейчас и сам все увидишь. — Она повысила голос, повернувшись к двери: — Можешь войти.

В комнату вошел голубой дьявол, неся в руках небольшой поднос с едой. Он подошел к линии силового поля, поставил поднос на пол, затем повернулся и вышел. Мгновение спустя по внутреннему интеркому раздался сигнал, и Пенелопа отошла к стене, как можно дальше от подноса. Послышался шелест статических разрядов, когда небольшой участок силового поля над полом исчез. Пенелопа подошла к подносу, присела на корточки и, осторожно ухватив за края, потянула на себя. Едва поднос оказался у нее в руках, снова послышался звук статических разрядов, и голос голубого дьявола по интеркому предупредил, что силовое поле восстановлено. Она поставила поднос на стол.

— Видишь?

— И ты все эти долгие годы не общалась непосредственно ни с одним живым существом?

— Нет, с тех пор, как умер Черепаха Квази.

— И за все это время ты ни разу не разговаривала с человеком?

— Я вообще ни с кем не разговаривала. — Она помолчала. — Впрочем, это не совсем правда. Когда-то у меня была кукла, но она развалилась четыре года назад.

Айсберг постарался представить себе восемнадцатилетнюю Пифию, играющую с куклой, и не сумел. Но ему до боли ясно представилось, как восемнадцатилетняя Пенелопа Бейли прижимает к себе старую, потрепанную куклу.

— Мне все еще очень жаль тебя, Пенелопа, — сказал он. — Не твоя вина, что судьба одарила тебя… или наказала такой способностью, и не твоя вина, что Республика просто представления не имела, как справиться с тобой. И уж тем более ты не виновата в том, что голубые дьяволы продержали тебя взаперти все эти долгие годы… но ты такая, какая есть, и тебе нельзя позволить выйти отсюда. Если тебя нельзя уничтожить, то тебя надо оставить в заточении.

— Продолжай мечтать о героических деяниях, Айсберг, — произнесла она с насмешкой. — Мечты безвредны.

Неожиданно она повернулась лицом к дальней стене и несколько секунд стояла молча и не шевелясь, затем снова взглянула на Айсберга.

— И кому же ты помогала на сей раз? — спросил он.

— Ты его не знаешь, — ответила она. — Эта ночь решающая. У меня много проблем, которые надо решить в первую очередь.

Неожиданно ее отрешенность и холодность сменились презрительной гримасой.

— Дурак! — воскликнула она. — Неужели он думает, что это помешает мне справиться с ним?

— О ком это ты? — поинтересовался Айсберг.

— О Джимми Два Пера.

— Где он?

— Он приближается и думает, будто может затуманить мой рассудок, затуманив свой. — Она повернулась к Айсбергу. — Разум покинул его… но я не читаю чужих мыслей. Я читаю будущее.

— Он что, нажевался семян? — спросил Айсберг.

— Как будто это имеет какое-то значение? — Она пожала плечами.

— Имеет, — заверил ее Айсберг. — Если он сам не знает, что собирается сделать в следующую секунду…

— Я знаю, — презрительно фыркнула Пенелопа.

— Я-то думал, что ты видишь бесчисленное множество вариантов будущего и своими действиями выбираешь тот, который наиболее выгоден тебе, но как ты можешь справиться с человеком, у которого разума столько же, сколько у мухи?

— Вот поэтому-то ты и здесь, Айсберг, — сказала она. — Я?

— Если его не смогу остановить я, это сделаешь ты.