Жандарм повернулся к Сахно.
- Этого вы тоже не можете сделать: немецкий консул не должен знать ничего из секретов Гальванеску.
Отчеканив это, он перегнулся через стол, чтобы нажать кнопку звонка.
Однако передумал и снова повернулся к Сахно:
- Вы позволите мне ознакомиться с вашими документами?
- Пожалуйста.
Сахно вынула из кармана паспорт и протянула его жандарму.
Жандарм взял паспорт, и сразу лицо его изменилось - он побледнел, затем покраснел.
- Значит, вы? Значит, вы?..
Жандарм не закончил. Его рука нащупала кнопку. За дверями зазвенел короткий звонок.
Двери раскрылись.
- Большевичка! - крикнул жандарм.- Держите ее! Это большевичка!
Сахно вскочила. Двое здоровенных солдафонов в тот же миг скрутили ей сзади руки.Чипариу оттолкнул одного из них. Однако в комнату вбежали еще несколько жандармов и накинулись на него. В коридоре слышались быстрые шаги множества ног.
- Большевики! Коммунисты! - ревел офицер.- Арестовать их!
Сахно рванулась, удар в темя ослепил ее и оглушил.
Последнее, что видела она, теряя сознание,- это как Чипариу высадил стулом окно и выпрыгнул на улицу.
Заверещали свистки, послышались крики и выстрелы.
Белая мгла обступила Сахно, когда она шевельнула тяжелыми, окаменевшими веками. Белая мгла ослепила ее, и она снова закрыла глаза. Так пролежала она довольно долго, силясь заставить работать мысли и память. Однако ни мысли, ни память не хотели оживать. Только слух понемногу приспосабливался к тишине вокруг и начинал уже улавливать слабые, едва слышные звуки. Сахно напряглась и еще раз моргнула глазами. Белая мгла стояла недвижимо и тихо. Белая тьма и белый холод. Будто слепящая арктическая природа окружала ее.
"Однако же тьма не бывает белой..." - несмело затрепетала первая догадка. И тогда, наконец, Сахно пришла в себя.
Она была в комнате. В белой-белой комнате. Потолок, стены, ровное освещение и, казалось, сам воздух были одинаковы - проэрачно-белые или матово-белые. Пол тоже, она была уверена, мог быть только белым. Если повернуться - можно поглядеть.
Она двинулась. Болезненный стон невольно вырвался у нее из уст.
Тело задубело. Будто налитые оловом, отяжелели руки, ноги. Не было сил поднять их или шевельнуть ими.
Однако на ее тихий стон послышался ответ. Это был тоже не то стон, не то смех, не то кряхтенье. Сахно пригляделась.
Посмотрела на потолок, на стены вокруг - насколько могла увидеть, не двигаясь. Она не увидела ничего. И снова застонала, обессиленная.
Ответ послышался снова. Это был смех. Тихий, осторожный, однако радостный смех.
Кто-то был подле нее. Кто-то рад ее выздоровлению. Выздоровлению, ибо она не сомневалась уже, что выздоравливает после какой-то тяжелой болезни, начало которой не хочет подсказать ей предательская память.
Сахно собрала все силы, тяжело повернулась всем телом и еще раз оглянулась вокруг. Теперь она увидела человека. Не нужно было далеко искать - человек был подле нее, совсем близко от изголовья. Однако он тоже был белый, как комната, как освещение, и Сахно не сразу разглядела его. Человек наклонился к ее голове, тихо и радостно смеясь.
- Где я? - наконец обрела дар речи Сахно. - Что со мной?
- О, не волнуйтесь,- послышался ласковый шепот.- Вы в хорошем месте, и вам здесь неплохо.
Голос был как будто знакомый. Где-то слышала уже Сахно эти мягкие нотки, этот характерный тембр.
- Где же? - вновь спросила она, только для того, чтобы услышать еще раз голос и узнать его.
- У меня,- послышалось уже более внятно и четко.
Сахно встрепенулась. Вот-вот должна была ожить память.
Вот-вот...
Однако почему, еще не угадав, уже дрожит она, протестуя, и неизвестно отчего просыпается необъяснимый страх. Человек склонился ближе к ее лицу. Сахно не пришлось напрягать волю и принуждать память. Она вспомнила. Сразу и все...
- Но почему же? Как же это так?
Над нею склонился доктор Гальванеску...
- Вы удивлены? - послышался наконец из белой мглы неприкрыто насмешливый вопрос.- Вы удивлены и... недовольны этим?... Вы молчите?
Сахно молчала. Она не могла, она не хотела ничего говорить.
Воспоминания вихрем промелькнули в ее сознании. Все до последней минуты - оглушающего удара по голове - восстановила потрясенная память. Однако она не могла сообразить одного: почему она не в тюрьме, не за решеткой, а тут, на операционном столе доктора Гальванеску? "
- Почему я здесь? - наконец спросила она, стараясь придать голосу наибольшую твердость, на которую была сейчас способна.
Читать дальше