Сергей Снегов - Экспедиция в Иномир

Николай стал злиться.

- Элементы целого - клеточки, нечто несамостоятельное. А эти ребята, вариалы, - законченные существа, хотя по-твоему лишь элементы какого-то огромного существа, а по Казимежу материализованные мысли. А для меня каждый вариал - личность! Каждый со своим характером - разве не так? И они мне приятны, я хочу дружить с ними, с каждым в отдельности дружить! И хочу освободить попавшего в беду товарища. Полинг, почему ты молчишь? Объяви свое решение!

Я сказал:

- Наше пребывание в стране вариалов заканчивается. Следующий объект изучения - страна ропухов. Там мы объединим исследовательскую работу с борьбой за освобождение нашего друга, кто бы он ни был - необходимая часть общества или порожденная им и материализовавшаяся в образе доброго существа идея дружбы.

Глава вторая

ВТОРЖЕНИЕ В СТРАНУ РОПУХОВ

Провожать нас высыпали, вероятно, все жители города - так их было много. Но по мере приближения к куполу то один, то другой отставал.

- Статистически бегут назад, хотя динамически продвигаются вперед, - объявил Николай.

Равнина уже не казалась загадочной. Расширяющаяся перспектива становилась для нас такой же естественной, как и сходящаяся. Лишь одно смущало: вверху простиралось одно и то же, не меняющее ни яркости, ни цвета небо - животворящее светило этой страны, если оно было, разрасталось на отдалении так, что виден был лишь крохотный кусочек его поверхности, сильно ослабленный от расширения на все небо.

- Прощаться с эскортом! - скомандовал я у купола.

Эскорт теперь был совсем невелик - девять вариалов, среди них Иа, Ие, Ии. Двое, Яу и Оу, остановились в отдалении, еще четверо потихоньку увеличивались, отступая, но трое И, не покидая нас, взволнованно трансформировались, падали чуть не на голову, обреченно взмывали вверх, вспыхивали, почти погасали - всеми способами отговаривали от рискованного поступка: они не верили ни в спасение собрата, ни в наше возвращение из грозной страны ропухов.

Я вошел в купол последним. Во входном отверстии показался и мой Иа. Он один осмелился проникнуть внутрь страшного сооружения. Я пытался успокоить его, но статистическая логика на этот раз не срабатывала. Дешифратор на все уговоры доносил только истошные трансформации: "Дальше - нельзя! Дальше - нельзя!"

- Очевидно, все они гибнут, едва попадают к этому загадочному Тоду, - невесело проговорил Жак.

Потеряв терпение, я отмахнулся от Иа. Но он вклинился между Артуром и Жаком и, судорожно пытаясь удержаться внизу, трансформировал одну и ту же фразу: "Погибну с вами! Погибну с вами!" Даже обычные шумы несуразностей не забивали горестных воплей.

Жак с нежностью глядел на льнувший к нему, уменьшившийся до размеров человеческой головы зеленый комочек. Артур отвернулся. У меня сжало горло. Николай взволнованно сказал:

- Я понимаю, Казимеж, нельзя... Но ведь это не просто дружба, это гораздо больше... Прошу тебя! Заэкранируем Иа, это же можно. Не ты - ты должен быть свободным. Могу я, может Жак.

Я колебался.

- А если лишим вариалов какой-нибудь важной общественной категории?

- Сколько я уяснил себе, в Иа материализована категория жертвенности, но, кажется, она не единична у вариалов, так что потери не будет, - ответил Артур.

В отличие от Николая, он упорно отрицал возможность любви у вариалов - так на него подействовали откровения Правого.

Жак с мольбой глядел на меня.

- Введи его в свое поле, Жак, - сдался я.

Защитное поле хорошо держало вариала. Но, в отличие от нас, он пропадал из оптического пространства даже при слабом увеличении ротонного потенциала: люди отчетливо видели друг друга, когда он уже был невидим. Зато шумы логики почти стерлись: в человеческом поле у вариала резко уменьшилась неаристотелевость мышления. Впрочем, очевидным это стало лишь впоследствии.

Я выглянул на покинутую равнину. Осиротевшие Ии с Ие метались неподалеку, статистически оплакивая исчезнувшего товарища. Потом, словно испугавшись, что им тоже грозит участь попасть в ротонное поле, унеслись назад.

Мы знали, что проход в страну ропухов лежит рядом с выходом к вариалам. И около этого третьего отверстия Артур нарисовал извивающегося золотого дракона, распахнувшего огромную зубастую пасть. Мне этот рисунок показался лучшим из всех живописных творений Артура.

Как и в стране вариалов, перспектива у ропухов была расходящаяся. Но та, оставленная страна казалась пустыней сравнительно с той, куда мы попали, выйдя из купола.