Мишель Фейбер - Под кожей

— Возьмите меня туда — посмотреть, пожалуйста, — вдруг попросил Амлис и просьба эта отозвалась в амбаре легким эхо.

— И речи быть не может, — категорически объявила Иссерли.

— Там же темно, — настаивал он. — Нас никто не увидит.

— И речи быть не может, — повторила она.

— Вас беспокоят водсели? Но насколько опасными могут быть эти тупые животные? — теперь голос его звучал умоляюще.

— Они очень опасны, — заверила его Иссерли.

— Для нашей жизни, для здоровья или для бесперебойной работы «Корпорации Весса»?

— Плевать я хотела на «Корпорацию Весса».

— Вот и возьмите меня с собой, — взмолился он. — В вашей машине. Я буду паинькой, обещаю. Мне просто хочется посмотреть. Пожалуйста.

— Я же сказала — нет.

Несколько минут погодя Иссерли медленно вела машину под сенью спутанных древесных ветвей, приближаясь к дому Ессвиса. В нем, как обычно, горел свет. А вот она фары включать не стала. Иссерли достаточно хорошо видела все и при свете луны, да и с очками возиться ей не хотелось. Кроме того, она уже сотни раз проделывала этот путь пешком.

— Кто построил здешние дома? — спросил Амлис, сидевший на пассажирском сиденье, положив руки на край приборной доски.

— Мы, — ровным тоном ответила Иссерли. Хорошо хоть домов, стоявших за пределами фермы, видно сейчас не было — ну а ее ветхий коттедж выглядел так, точно его слепили из камней и подобранного с земли сора. О гораздо более импозантном жилище Ессвиса она сказала: — Вон тот построили для Ессвиса. Он что-то вроде моего босса. Чинит ограды, организует кормежку животных — и так далее.

Они проехали достаточно близко от дома, чтобы Амлис увидел запотевшие окна и стоявшие за ними на подоконниках небольшие деревянные скульптурки.

— А их кто вырезал?

Иссерли посмотрела на скульптурки.

— О, это сам Ессвис, — автоматически ответила она, минуя дом.

Впрочем, эта ложь, сообразила вдруг Иссерли, может, в конечном счете, оказаться и правдой. Перед ее мысленным взором проплыла ярко освещенная, но уже начавшая тускнеть в памяти вереница фигурок, вырезанных ножом из прибитого морем к берегу дерева и отшлифованных до скелетной элегантности, — замершие в пыточных балетных позах, они стояли бок о бок за двойными стеклами. Может быть, именно так Ессвис и коротает одинокие зимние вечера.

Машина уже шла по открытым полям с разбросанными по ним тяжелыми, круглыми тюками прессованного сена, похожими на пробитые в горизонте черные дыры. Одно поле лежало под паром, в другом, отделенном от первого дорогой, сочно зеленели скромные пока что побеги картошки. Там и здесь тянулись к небесам лишенные всякого хозяйственного значения кусты и деревья, выставлявшие напоказ кто морозоустойчивые цветы, кто голые, хрупкие ветки.

Иссерли понимала, что должен чувствовать Амлис: здешние растения не нуждались в баках с водой, их не требовалось пересаживать, выкапывая из вязкой известковой почвы, они и так возносились в воздух, точно порывы радости. Акр за акром плодородной земли заботился о себе сам, не нуждаясь в помощи человека. И ведь Амлис увидел поля Аблаха в зимнюю пору: а посмотрел бы он, что на них творится весной!

Она ехала медленно, очень медленно. Дорога к берегу не предназначалась для автомобилей с приводом всего на два колеса, а изуродовать машину ей никак не хотелось. Кроме того, Иссерли грыз иррациональный страх: какой-нибудь ухаб может сорвать ее правую руку с руля, и та зацепит тумблер икпатуа. Конечно, Амлис не был пристегнут и возбужденно ерзал туда-сюда по сиденью, но все же, иглы могли достать его.

Доехав до больших ворот, в которые упиралась невдалеке от обрывов дорога, Иссерли остановила машину и выключила двигатель. Отсюда открывался вид на Северное море, серебрившееся в эту ночь под небом, на восточном краю которого собирались серые обещавшие снегопад тучи, а на западном еще светились луна и звезды.

— О, — немощно пролепетал Амлис.

Он был потрясен, более-менее, Иссерли видела это. Он смотрел вперед, в огромные, немыслимые воды, а она смотрела сбоку на его лицо, мирно утешаясь мыслью, что он не догадывается о томящем ее вожделении.

Прошло немало времени, прежде чем Амлис смог наконец задать вопрос. Иссерли поняла, каким он будет, еще до того, как Амлис открыл рот, и ответила, не дожидаясь, когда он заговорит.

— Вон там, на той тонкой, яркой линии, — указала она, — море и кончается. Ну, на самом деле, не кончается, оно уходит в бесконечность. Но дальше нее мы ничего различить не можем. А над ней начинается небо. Видите?